Как только музыканты заиграли последнюю мелодию, «Октет» Мендельсона[39]
, кто-то на балконе закричал: «Заткни проклятый кашель!» Сухой отрывистый кашель, как впрочем и музыка, немедленно прекратился. Все музыканты и половина присутствующих зрителей одарила мужчину громкими овациями. Прот громко расхохотался. После этого наступила полная тишина. Я никогда не слышал, чтобы это произведение звучало настолько красиво.После концерта мы зашли к Хауи. Выглядя гораздо моложе, чем пол десятилетия назад, он был очень рад видеть прота, и интересовался, как долго еще прот пробудет здесь. Прот увиливал от ответа. Хауи узнал, как здоровье Бесс, и спросил о пациентах, которые по-прежнему оставались с нами.
— Я скучаю по ним, — посетовал он, — По правде говоря, я скучаю по всей больнице.
— Ты хочешь вернуться? — пошутил я.
— Я думал об этом, — ответил он на полном серьезе. — Если для меня найдется место на автобусе до Ка-ПЭКСа.
Прот не сказал да, но и не сказал нет.
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В понедельник Виллерс опоздал на утреннее совещание, объясняя это тем, что его жена заболела и ему пришлось отвезти ее к врачу. Затем он задержался на железной дороге Лонг-Айленда[40]
— какой-то «болван» дернул аварийный шнур без всякой видимой на то причины.Кроме того он был расстроен настойчивым требованием прота отказаться от гонорара за выступление на телевидении, но вскоре придумал альтернативный план: призвать зрителей вносить пожертвования для больницы, закончив на сумме в 800 долларов. Сбор средств заканчивался в среду, двадцатого сентября. Двадцатое сентября! День отправления прота! Если, конечно, он не передумал и не решил подождать следующего открытия «портала», всякое может быть…
Голдфарб поделилась новой идеей, которая раньше не приходила мне в голову. Поскольку мои усилия по уговариванию Роберта покинуть свою защитную оболочку имели некоторый успех, существовала возможность того, что это он, а не прот, являлся на записываемые беседы. Я ответил, что вероятность этого довольно мала, учитывая нежелание Роберта появляться за пределами моего смотрового кабинета. На что Бимиш отметил, что с протом никто ни в чем не может быть уверен. У меня не было хорошего ответа на этот вопрос.
Взамен я поделился информацией, которую я, или вернее прот, получил от Берта, но она потеряла практически всю свою значимость на фоне веселого доклада Меннингера о Шарлотте, которой каким-то образом удалось соблазнить в своей палате одного из охранников и чуть не откусить ему нос и одно из его яичек. Нашего руководителя службы безопасности, конечно, известили о неприятном происшествии и приказали должным образом проинструктировать охранников.
Виллерс, все еще находившийся в плохом настроении, заговорил о запланированных посещениях социолога и других ученых. Его интересовало, сколько мы можем получить от этих консультаций с протом и получив ответ, он разозлился еще сильнее. Торстейн, все больше и больше походивший на второго Клауса в команде, предложил взимать бешеные деньги за дальнейшие встречи с альтер эго Роберта, особенно если на их основе можно будет защитить патент или извлечь другую полезную информацию.
Следующей темой стало напоминание о предстоящем на следующее утро визите одного из известнейших психотерапевтов мира и о приезде в конце месяца популярного телеведущего и автора «Этнической психологии».
Затем обсуждение, как это часто бывает, перетекло в дискуссию о результатах бейсбольных матчей, ресторанах, выходных, головокружительных победах и прочем. Я молча размышлял над тем, насколько долго прот может здесь задержаться. И я подумал: если призыв к благотворительности окажется успешным и ему удастся помочь нам собрать необходимую сумму денег на новое крыло, кем мы, черт возьми, после этого будем?
После обеда прот неожиданно организовал охоту за сокровищами, не упомянув, что в ней можно получить приз. Это было то воодушевление, в котором так нуждались пациенты, и они провели остаток времени, радостно прочесывая холл, тренажерный зал, столовую и комнату отдыха в поисках «захороненного» сокровища. Хотя никто не знал, что он или она ищет, радость и волнение были огромны.
Я был слегка раздражен. Прот не предупредил меня о своих планах, хотя технически это и не было настоящей «задачей» для пациентов, о которых он согласился рассказывать мне заранее. Одновременно и грустно и радостно я наблюдал, как наши больные с безумным остервенением включились в игру — каждый везде и всюду искал нечто, что сможет сделать их жизни более стоящими или, как минимум, сносными.
Даже несколько сотрудников подхватили общее возбуждение, переворачивая стулья и заглядывая под ковры. Честно говоря, я и сам поучаствовал, надеясь найти что-то, что, как я предполагал, поднимет мне настроение и сделает мой день. Возможно, я искал параллельную жизнь, которую потерял, ту, где мой отец не умер, а я стал оперным певцом, ту, о которой я время от времени мечтаю.