Каба́

Игорь мог бы поведать о приколах – родителям, или любому другому, кому интересно. Один из приколов касался крючков для ключей от шкафчиков. Не зря Игорь в первый день опасался крючков и таскал ключ в руке до посинения. Периодически ключи менялись по-тихому. У новичков, разумеется. Остальные были давно в теме (сами проходили). Ключ новичка ныкался, а на его место вешался ключ от другого, почти пустого шкафчика. «Почти» означало, что внутри не было ничего, за исключением гейского плаката сосущихся дятлов, пришпандоренного на дверцу с обратной стороны. После тренировок все спешили в раздевалку и в упоении ждали новенького. Тот, разумеется, от переполнявших его чувств и осознания важности новой спортивной жизни, толком и не помнил, за каким номерком его шкафчик,– открывал тот, номер которого был на его ключах. После чего минуту-две офигевал от вида гомосеков в полный рост в грохочущей от смеха раздевалке.

В последний год фишка устарела и стала архивной: ключи отменили. Появились именные магнитные карты. По ним парни и турникеты проходили, и новые шкафчики закрывали.

Чрез два года после того, как Игорь начал посещать тренировки, образовалось еще одно «удивительное происшествие». Игорь его не выдумывал, у него бы воображения не хватило, образовалось само… ну вроде как с виду. Как-то там удачно срослось в спортивных кулуарах, и дзюдоистам был выделен бесплатный абонемент в городской бассейн. Нонсенс, что даже отец позвонил Иреку Римовичу, уточнить, действительно ли все так, как рассказал Игорь, и не нужна ли доплата. Раз в неделю, в субботу, после школьных занятий, вся дзюдоистская ватага собиралась у дверей городского бассейна, хохмя, гигикая и матерясь. Потом, под предводительством тренера, заваливались внутрь, как к себе домой, с видом депутатов. Им выделили две дорожки с краю. Одну сразу же оккупировали аксакалы, которые умели плавать и дышать. Самая крайняя у бортика досталась шелупони типа Игоря.

К тому времени он уже умел сносно плавать. А то пошел бы камнем на дно, провоцируя инфаркты тренеров и добавляя ребятам лулзов. Когда-то у них практиковались семейные вылазки… На шашлыки ездили. На карьер. Мама не любила воду, пеклась на солнышке и читала. Отец брал Игоря с собой, они уходили подальше от основного скопления народа и забирались в воду по пояс. Игорь барахтал конечностями, распугивая подводных обитателей и птиц, отец поддерживал его под животом на поверхности. Оба хохотали, как ужаленные. Игорь, против обыкновения, не стал делать вид, что старается, а действительно старался, и к концу лета уже освоил «по-собачьи».

Сейчас многое изменилось. Они перестали выбираться семьей. Отец говорил, что изменилось само время. Он говорил, что копейка стала даваться очень тяжело, не как раньше, и приходилось удваивать усилия, чтобы держаться на плаву. Игорь слышал подобное и от других людей и одноклассников, и верил услышанному. Но все же подозревал, что причина не только в этом.

Он влюбился в бассейн сразу же, с первого же сеанса. Да, вот так. Игорь верил в любовь, даже если Петров думал обратное. Проблема в том, что Петров сам в нее не верил. Он был умный психолог, не докапывальщик притом, но жизнь его поколотила. Очень сильно. Он не верил в любовь, в честь, в благородство, но он считал, что пацан Игоря возраста должен во все это верить. Поэтому он с такой легкостью дискутировал и не бузил. Возможно, он сам это не понимал, а для Игоря этот факт был очевидным.

Разница в том, что есть чувство, которое написано на странице книжки, и оно оживает благодаря фантазии читателя. А есть чувство, рождающееся в глубине сердца. Его никто не придумывал и не описывал. Игорь знал это чувство, и он его берег ото всех. Он ни разу не ездил на могилу бабушки с дедом, он был там в последний раз на похоронах. Никакие происки родителей не помогали: ни приказы, ни шантаж, ни уговоры. В отличие от школы и дзюдо, в этом пункте Игорь был несгибаем. Он не ездил, и он не поедет, никогда.

Они не поймут. Родители. Даже Петров. Не поймут, что дедушка и бабушка все еще живы. Где-то… И они будут продолжать жить, пока Игорь будет продолжать в мыслях эту историю. Как дед везет его на Урале, и он чуть не писается от страха и восторга. Как бабушка печет блины и дает ему по носу, если он ворует сырое тесто, а на ночь рассказывает ему странные истории. Если он поедет на могилу, эта история закончится, и любимые люди умрут во второй раз.