Каба́

Он любил родителей. Он любил истории отца и юмор мамы. Он любил читать. Он любил вечера, особенно летние. Он в упор не мог понять, как нечто подобное можно привязать к «книжной любви» и начать испытывать это, например, к другу, – какому-нибудь кренделю, ковыряющему в носу. Как можно испытывать нечто подобное к незнакомой девчонке, которая строит и канит. То, что он чувствовал,– он страшился назвать «любовью», чтобы не испоганить самим сравнением с тем, о чем пишут в книгах. Чувство расцветало в нем полным спектром летними вечерами, когда он, свернувшись калачиком у окна, включал ридер и отключался от этой сюжетной реальности. Он читал, пока не начинали выцветать звезды, и небо бледнело, и близилось утро. Он ложился спать, изможденный и счастливый.

И бассейн вдруг вошел в этот список. Даже несмотря на лоховскую дорожку; а другого Игорю и не нужно было, он не член команды пловцов через пролив Босфор, чтобы кобениться. Все равно 50 метров были ему не под силу. Он проплывал десятку и, цепляясь за бортик, офигевал. От наплыва того самого чувство, которое не-любовь. Ну вот скажите, разве можно нечто подобное проекцировать на незнакомую тетку на балконе?

Игорь отфыркивался, как морж после обеда, и озирался по сторонам на плавающий люд, переводя дыхание. Докапывальщики тоже присутствовали, как всегда, но здесь они меркли. Периодически его пинали и торкали те, кто проплывал мимо, такие же бегемоты,– не беда! Игорь восстанавливал слабую дыхалку, отпускал бортик и пускался в очередной заплыв. Час сеанса пролетал, как миг.

После первого же плавания Игоря скрючило от голода. Прямо не отходя от кассы: он переоделся, вышел из здания бассейна и едва не согнулся в три погибели от сведенного желудка. Еле до холодильника пополз, а потом выел из него четверть. Пожаловался родителям на такое гадство, те сразу прониклись и стали выделять ему деньжат. Игорь знал одну пиццерию, туда и заскакивал после бассейна, благо она располагалась всего в квартале. Это была пиццерия с детским уклоном, в том смысле что там имелся загон для малолеток, чтобы резвились и не мешали родителям бух… вкушать. Загон – простота, горка и манеж с разноцветными шариками. По вечерам – не пробиться. А днем в субботу – почти безлюдье. Тусят в основном студенты, которые залипают на гаджеты, поскольку вай-фай – халявный.

Игорь заседал там и лопал. Аж за ушами хрустело. Заказывал пиццу 30 см и пожирал ее всю, до крошки. Он усаживался у окна и, работая челюстями, наблюдал за людьми снаружи. Он вспоминал времена, когда делал это из окна своей комнаты. Времена, когда он был маленьким, и у них в семье случались семейные вылазки за город. Когда он не так много читал, и не умел переподключаться, и не начал выдумывать целые спектакли ради такого вшивого профита, как избегание спортивной секции. Когда он не ходил во сне, а Каба еще не пыталась пожрать его душу. Когда докапывальщики не оккупировали его личную территорию, как свою. Он вспоминал, слушая музыку и хавая пиццу… Потом расплачивался и топал домой.

И дома ел.

Ради такого дела можно было и перетерпеть две тренировки в неделю. Однако Игорь настолько забурился в дебри со своими фантазиями, что уже путал границы между сном и явью. В тот раз он переборщил. Всю неделю филонил, придумывая отмазки. Но в бассейн пришел, это было сильнее него. Он как ни в чем не бывало плескался и ни о чем не подозревал. А когда дали сигнал об окончании сеанса, и он вылез из воды, то увидел обоих. Тренера по дзюдо, а рядом – маму. Свершилось. Тренер позвонил предкам. И судя по красным пятнам на мамином лице, хорошая жизнь закончилась раз и навсегда.

Игорь мелкими шажками приблизился по обходной дорожке к тому месту, где наверху, в первом зрительном ряду, стояли мама с тренером.

– Иди, одевайся, и выходи к нам,– скомандовал тренер.

Звали его Ирек Римович. Но это только по паспорту. За глаза ребята называли его между собой исключительно Ирек Имович. Кто придумал – неизвестно. Может, Борян, который знал толк в прозвищах. А может, задолго до Боряна, в допотопные времена. В тот первый день, когда Игорь вышел из раздевалки и встал в ряд, тренер представился персонально для него, и кто-то в конце ряда захихикал. Игорь тогда еще подумал, что это смеются над ним, Петрушкой. Но нет. Это над Имовичем. Вообще всегда следовали смешки, стоило тренеру озвучить свое имя. Баснописцы хихикали, по-любому. Типа, куда рыпаешься с таким именем, Имович? Детей тренировать – так надобно имя достойное иметь. Да и ростом не вышел – сверчок. Ан все туда же, дзюдоист!

Игорь кивнул Имовичу, тем самым показывая, что понял и не возражает, после чего поплелся в душ. Когда он уже одетый вышел к зрительным рядам, мама с тренером ждали его там же, расположившись на первом ряду. Имович что-то усиленно втирал. Мама хладнокровно слушала, глядя в пространство перед собой. Красные пятна ушли с ее лица, теперь она была бледной.