Кабахи

Мальчик успокоился.

— Не надо вслушиваться, Русудан. Это, наверное, кричали ололи.

Она удивилась:

— Ололи? Что это такое?

Мальчик обрадовался, что нашлась тема для разговора.

— Ололи — это птицы, ночные птицы. Когда-то они, говорят, были людьми — братом и сестрой. Однажды у них пропал теленок, вот как у меня сегодня. И мачеха выгнала их из дому, велела не возвращаться, пока не найдут его. Искали они, искали, но все их старания были напрасны — теленок не нашелся. Тогда они попросили бога, чтобы он превратил их в птиц. С тех пор каждую ночь они вылетают на поиски и перекликаются: «Нашел?» — «Нет, не нашел!» Только это, конечно, сказка, Русудан.

— Знаю.

Снова наступило молчание.

— Спать не хочешь, Русудан?

— Нет.

Молчание.

— Может, хочешь ноги помыть?

Она посмотрела на свои стройные, расцарапанные колючками ноги и сказала сухо:

— Не хочу.

— Отмыла бы кровь, пока не присохла.

Русудан сдвинула брови и сердито взглянула на него:

— Не хочу, понятно тебе?

Хозяин смутился и, стараясь скрыть чувство неловкости, заерзал на своем камне.

Вдруг где-то вдалеке послышалось глухое ворчанье, что-то огромное и тяжелое заворочалось, прокатилось, грохоча, по небу, подступило совсем близко — и взорвалось с оглушительным треском и гулом у самой пещеры.

Русудан в испуге подскочила чуть ли на целую пядь.

— Что это?

— Ничего особенного, Русудан, не пугайся, — должно быть, молния ударила где-нибудь по соседству.

— А в нас она не ударит?

— Да нет, в пещере молния нас не достанет…

Снова поблизости грянул гром.

Где-то в лесу послышался волчий вой.

Дождь полил как из ведра. Потоки воды с шумом, похожим на гул водопада, низвергались с неба на землю.

Еще раз ударил гром, из ущелья донесся треск и грохот: видимо, повалилось большое дерево.

Мальчик выглянул наружу, а когда он вернулся в пещеру, сердце у него екнуло: Русудан дрожала всем телом, смотрела на него, вытянув тоненькую шейку, умоляющими, расширенными от ужаса глазами и чуть слышно шептала:

— Иди сюда, сюда, ближе!

Мальчик не без радости подошел к ней.

Она подвинулась и показала ему рукой на тулуп:

— Садись.

Он сел.

— Еще ближе!

Мальчик пододвинулся к ней, коснулся плечом ее плеча.

Русудан схватила его за руку выше локтя и приказала:

— Больше не уходи никуда!

Тут маленький пастух испытал совершенно новое чувство. Такого с ним еще никогда не бывало. Горячая волна всколыхнулась у него в сердце, разлилась по всему телу. Смущенный, скованный непривычным ощущением, он боялся пошевелиться, стараясь продлить эти томительно-сладостные минуты.

А дрожащая Русудан прижималась к нему изо всех сил и не сводила глаз с темного отверстия пещеры.

Вдруг он огорченно хлопнул себя по лбу, мысленно выругался: «Ну что я за дурак, как не сообразил до сих пор!» — и приподнялся, но девочка, повиснув у него на руке, не дала ему встать.

— Куда ты?

— Сейчас приду, Русудан. Принесу дров, подброшу в огонь. А то ведь этот тулуп под тобой совсем мокрый.

— Нет, нет, не уходи!

Но он все же встал.

— Я ненадолго, Русудан. Ведь ты вся дрожишь — потому что и тулуп, и твое платье промокли под дождем.

Девочка твердила свое:

— Не надо, не хочу, чтобы ты уходил!

Но тут он проявил твердость и сказал решительно:

— Тулуп надо просушить, Русудан, а без огня какая же сушка? Я через две минуты вернусь.

Она вскочила и взмолилась:

— Не выходи из пещеры, мне ничего не нужно — ни огня, ни сна, ни твоего тулупа. Слышишь, я ничего не хочу, только не бросай меня одну.

Мальчик весь растаял от этого молящего голоса, но остался непреклонен:

— Да ты не бойся, Русудан, я ведь недалеко уйду. Тут рядом целая куча дров — уйму сломанных ветром ветвей и сучьев прибило потоком к нашей скале, Я сию минуту буду снова здесь. Чего ты испугалась? Ничего страшного нет, только гром гремит да воет волк.

Ему и в голову не пришло, что именно это и наводило ужас на перепуганную Русудан.

Мальчик принес дров, подложил их в костер и стал просушивать свой тулуп. От мокрой овчины пошел пар.

Когда платье на Русудан высохло и в косматой овчине не осталось и следа влаги, юный пастух и его робкая гостья снова расстелили тулуп и уселись на нем.

Было уже за полночь…

— Расскажи что-нибудь, только не страшное. Сказку не хочу. Там дэвы, алкаджи, и лешие, и драконы…

— Что же тебе рассказать, если не сказку?

— Нет, нет, сказку не надо!

— А я как раз знаю одну, очень хорошую.

— Ну ладно, если она не страшная, расскажи.

И рассказчик унес Русудан за девять гор и девять морей.

Мчались, летели золотогривые, ветроногие кони.

Грозно бряцали оружием одетые в стальные кольчуги, закованные в тяжелые доспехи всадники.

Звенели мечи и свистели стрелы.

Валились с обрыва разрубленные надвое многоголовые дэвы-великаны.

Среди неприступных скал, на горной вершине, стояла, упираясь головой в облака, мрачная крепостная башня, и заключенная в ней красавица ждала избавителя.

И вот примчался на белом коне белый всадник, а красавица спустила с башни длинную свою косу и…

— Что, Русудан, сон разбирает?

— Нет, просто хочу на минуту прилечь.

— Приляг, так тебе будет приятнее слушать. Положи голову мне на колено. Удобно тебе?

— Удобно. Дальше!