Кабахи

весело напевал паренек. Поливая воду на руки Русудан из своих самодельных посудин, он в то же время поглядывал своими живыми глазами по сторонам, словно что-то отыскивая. Когда вода вся вышла, а девочка кончила умываться, он отбросил лопухи и стал шарить в темном углу, между камнями.

Русудан отвернулась и вытерла лицо подолом своего цветастого платья.

Между тем гостеприимный ее хозяин нашел то, что ему было нужно: вытащил из-за большого камня засунутую туда кожаную сумку, высыпал из нее свежие, только что собранные грибы, отряхнул их, обчистил, выгреб жар из середки костра и, положив грибы на раскаленные уголья, снова сел на свой камень.

Повозившись еще немного с огнем, он оглянулся на девочку — и застыл, пораженный. Ему показалось, что это юная весна, только что умывшееся дождем солнце глядит на него черными лучистыми глазами. Улыбка сбежала с его лица, он выронил прут, служивший ему кочергой.

— Русудан!..

Девочка уже опять сидела возле костра. Страхи ее, по-видимому, еще не улеглись — она с тем же подозрительным видом повторила свой вопрос:

— Кто ты такой?

Мальчик растерялся — только что пережитого ослепительного мгновения оказалось достаточно, чтобы он сломился, склонил голову, сдался на милость победителя…

— Никто, Русудан… Тут, немного повыше, стоянка скотоводов — из Икалто… Я гощу у дяди, приехал, чтобы провести лето в горах.

— Кто твой дядя?

— Пастух — кто же еще?

— Где мы?

— Под горой Акудебули, в ущелье.

Девочка задумалась.

— Ты скверный мальчик! Зачем ты меня сюда притащил?

Вот неожиданный наскок!

— Ты лежала под дикой яблоней без памяти. Я нашел тебя и решил укрыть в пещере от дождя.

Русудан все еще не могла избавиться от подозрений.

— Там был волк, он хотел меня загрызть. А ты откуда взялся?

Мальчик оживился.

— Это ты, верно, меня приняла за волка, Русудан, потому что я был в этой мохнатой шапке и в вывернутом тулупе. Я в дождь всегда так хожу.

Русудан спросила недоверчиво:

— Что тебе было нужно под яблоней?

— Я искал теленка. Теленок у меня убежал.

— А откуда ты знаешь мое имя?

— Ты же сама назвалась, когда закричала. Я по голосу тебя и нашел.

Маленький следователь, казалось, удовлетворился ответами, но допрос продолжался, и брови девочки изогнулись, как две радуги.

— Разве я не могла оставаться под деревом? Почему ты вздумал притащить меня сюда? Как я теперь найду дорогу домой? Ведь я заблужусь…

У Русудан задрожали губы, и сердце мальчика упало.

Огорченный, ругая себя мысленно на чем свет стоит, он не знал, как утешить свою гостью.

— Не плачь, Русудан… Я не знал, что ты обидишься… Я решил, что в пещере тебе будет лучше: все-таки дождь не льется на голову, и потом, здесь немного теплей… А под деревом в грозу опасно стоять, того гляди молния ударит… Не надо, Русудан, не плачь! Тут поблизости есть хижина, шалаш из ветвей, я как-то проходил мимо… Но, говорят, там жил сумасшедший, и мне не захотелось туда заглядывать… Может, тебе там будет спокойнее? Хочешь — отведу?.. А может, тебе неприятно, что я здесь, около тебя? Так я уйду, Русудан.

Окончательно расстроенный, паренек через силу поднялся с места и направился к выходу, но Русудан сразу перестала плакать, вскочила и вцепилась в него.

— Нет, нет, не уходи, будь тут, со мной!.. И никуда я не хочу уходить отсюда… Давно этот сумасшедший жил там?

У мальчика словно камень скатился с сердца. Он вернулся на место.

— Не знаю… Говорят, жил…

Русудан снова уселась на овчинном тулупе.

Лишь теперь вспомнил паренек о грибах — выбрал их из угольев, обдул, обчистил щепочкой и положил на лопухе перед девочкой, присоединив к ним краюху хлеба, вынутую из кожаной сумки.

— Ешь, Русудан, небось проголодалась!

С жадностью накинулась Русудан на печеные грибы. Паренек сидел рядом, не сводя с нее глаз, и явно радовался аппетиту гостьи. Чтобы ее раззадорить, он достал из сумки еще пригоршню грибов и подложил к угольям.

Русудан время от времени переставала есть и прислушивалась к шуму дождя и к ворчанью грома, что перекатывался с одной горы на другую. А порой она оглядывалась назад — ведь за спиной у нее, в глубине пещеры, тоже гнездились ночь и мрак.

Мальчик догадался о ее страхах.

— Не бойся, Русудан, кинжал у меня остер и пистолет заряжен.

Девочка поежилась.

— Волк сюда не забредет?

— Откуда здесь взяться волку? Зверь огня боится.

Гостья управилась с угощеньем, поблагодарила хозяина и уставилась на огонь.

Паренек встал, расправил шапку, на которой сидел, долго крутил ее перед огнем, а когда она совсем просохла, протянул ее Русудан:

— На, возьми — положи себе под голову и засни.

Русудан не взяла шапки.

— Не надо, мне не хочется спать.

Паренек с покорным видом опустился на камень и принялся мять и теребить шапку в руках.

Долго сидели они так.

Ночь царила в мире.

Вдруг девочка вздрогнула, вытянула шею, как насторожившаяся косуля, и стала прислушиваться, всматриваясь в ночной мрак, черневший в отверстии пещеры.

— Что с тобой, Русудан? — встревожился мальчик.

— Папа! — прошептала она.

Мальчик недоуменно глядел на нее:

— Что ты там шепчешь, Русудан? О чем ты?

Русудан очнулась.

— Ничего… Мне показалось — кто-то зовет.