Кабахи

— Раз не имеют права — отберем излишек, и дело с концом. Тут спорить не о чем. Пожалуйста… — Председатель колхоза захлопнул книгу и широко расставил кулаки на столе.

— Хорошо, к этому мы еще вернемся после. У Тедо Нартиашвили сверх того, о чем всем известно, оказалось еще два участка.

— Какие два участка? — насторожился Тедо; безразличное выражение сбежало с его лица, искорки, плясавшие в глазах, погасли. — Оставался за мной один лишний участок, но и тот я сам, по своей воле, сдал колхозу.

Реваз внимательно глядел на рыжего бригадира. Потом, покачав головой, напомнил ему:

— Разве ты не перекопал этот свой лишний участок, чтобы посадить там фруктовые деревья?

Тедо обвел присутствующих испуганным взглядом, обернулся с выражением отчаяния к Нико и сказал Эресто:

— Подумай-ка — забыл, не внес в заявление!

Реваз смотрел на председателя с непонимающим видом.

— Позавчера Тедо подал заявление, — пояснил дядя Нико, — в котором пишет, что находящийся в его владении участок возле шоссе, у сухого тополя, составляет излишек и что он возвращает эту землю колхозу.

— Напомните мне потом, я впишу в заявление и этот участок. Земля перекопана, очищена от камней, от корней и кустарника — словом, участок гладкий, вот как моя ладонь. Можно фруктовые деревья сажать, можно натянуть шпалеры под виноградник. Дайте какому-нибудь вновь принятому члену колхоза — пусть пользуется.

Реваз смотрел на Тедо Нартиашвили таким пронизывающим взглядом, что у того все внутри похолодело.

— Сколько лет ты уже пашешь и сеешь на этих землях! Сидел на них, как наседка с растопыренными крыльями на своем гнезде. Как-то лошадь Маркоза забрела в твой огород, сжевала два-три капустных листа, так ты годами не мог ему это простить. Что ж ты вдруг стал таким святым после того, как столько лет с чертом дружбу водил?

— Ты тут язык не распускай! Затеял дело — им и занимайся. А судьей и прокурором тебя над нами еще никто не назначал. Разве Тедо ровня тебе, что ты на смех его поднимаешь?

Нико решил, что он свое уже получил, что пришла очередь Других подставлять спину под дубинку, и этим своим вмешательством попытался отвести от себя общее внимание…

Часто моргая морковно-красными ресницами, Тедо смотрел благодарным взглядом на нежданного своего заступника.

Насмешливая улыбка скользнула по тонким губам Реваза, и он сразу разбил в пух и прах надежды дяди Нико:

— Нас призывают держаться ближе к делу. Что ж, ладно. Я со своей стороны постараюсь доставить удовольствие также и всем заинтересованным лицам. Миха Цалкурашвили и его невестка имеют в личном пользовании девяносто три сотых гектара плодородной земли «в справедливых границах, со своими водами и угодьями». Три года тому назад у них было во владении шестьдесят две сотых гектара. Так записано в колхозной книге, и Наскида, разумеется, это подтвердит.

Наскида уклонился от взгляда Реваза и покосился исподтишка на Нико.

Сощуренные глаза председателя холодно смотрели на него.

— Правильно или нет, Наскида?

Председатель сельсовета отодвинул раскрытую шнуровую книгу, лихорадочно думая про себя: «Когда же он успел сунуть нос в колхозные документы? Как это я проморгал? Это все по милости этой девчонки, моего секретаря. Надо найти повод и избавиться от нее, а то она сыграет со мной штуку еще почище!» Он встретил настойчивый взгляд бригадира, скорее угадал, чем понял, о чем его спрашивают, и насилу ответил сквозь зубы:

— Правильно. Три года назад было шестьдесят две сотых гектара.

— А ты, Реваз, сынок, прочитай уж в книге заодно, как записаны Миха и его невестка — вместе, как одна семья, или врозь. Может, ты в марани все это время сидел или не был в деревне? Разве ты не знаешь, что они разделились? Эти шестьдесят две сотки принадлежат теперь Миха, сынок. — Насмешливая улыбка, игравшая на губах бригадира, жгла самолюбивого председателя, как соль, насыпанная на открытую рану.

— Прежде всего, почему сельсовет сразу, нисколько не усомнившись, поверил в этот раздел? Ведь жили они согласно, и никто в деревне не слыхал, чтобы между ними случались ссоры. Миха не справлялся даже и с теми шестьюдесятью двумя сотками, что были у них раньше. Он и Марта по-прежнему живут под одной крышей, а земли у них больше, чем у Датии Коротыша и его отделившегося сына, вместе взятых. Если уж свекор со снохой непременно хотели расходиться, взяли бы да разделили между ними тот самый участок, какой у них был.

Томительное молчание нависло в кабинете.

Изо всех сил стараясь сохранять равнодушный вид, Нико молча глядел на землемера, склонившегося над своими бумагами. Удар был точно рассчитан и нанесен неожиданно.

— Бывает, что и муж с женой разводятся — что ж удивительного, если Марта разошлась со своим свекром?

Это была самая длинная фраза, какую Реваз когда-либо слышал от бухгалтера. Удивленно посмотрел он в водянистые глаза, запрятанные в глубине глазниц, за чащей ресниц и бровей, — под его взглядом глаза эти ушли еще глубже, как бы стараясь совсем затеряться в своем укрытии, — и снова повернулся к Нико. Он понял, что стрелял из пушки по воробьям, и коротко заключил: