Кабахи

— Если бы влез — приятно провел бы время, нечего сказать. — Динамитчик зажег новую папиросу и направился к выбранному месту.

Но и этот взрыв принес не лучший результат.

В третий раз попробовали в неглубоком месте, под водоскатом, но там или вовсе не было рыбы, или ее всю унесло стремниной в глубину, и она опустилась на дно.

— Взрывайте в таком месте, чтобы пониже было мелко, а то в глубокой воде ничего не видно, — советовал Лео.

После семи взрывов рыбы в ведре оказалось чуть повыше дна.

Надо было пустить в ход хлорку — ничего, другого не оставалось.

Приятели оставили машину, рассыпались по руслу и стали выбирать, какой перекрыть проток.

— Вино в машине нагреется. Не лучше ли поставить его в воду?

— Да и мясо может испортиться. Ступай-ка, Шалико, отнеси провизию к скале, под вяз, там вода, наверно, похолоднее. У меня и то голова трещит от этого палящего солнца, а уж что с мясом станется…

— Ты не лей себе воду на голову, Лео, совсем разболится.

— А что мне делать — череп раскалился, как сковородка!

— Надо терпеть. Вот здесь лучше всего, братцы. Видите? И сток хорош, и рукав длинный, и берег ровный. — Валериан послал товарищей на самую середину русла.

До вечера они перегородили чуть не четверть всего течения Алазани, засыпали в воду хлорку и побежали ставить верши.

— Скорей, а то рыба ускользнет!

Валериан бегал вприпрыжку по булыжному руслу. Время от времени он тер и скреб ушибленные о камни подошвы ног и, смачно выругавшись, тащил лопату и вершу дальше, в конец перекрытого протока, чтобы запереть там выход рыбе.

— Поторапливайтесь, ребята! Отсюда заходите, здесь удобное место для верши. Валите камни в воду, ставьте запруду, да только наискосок, чтобы рыба прямо в вершу плыла. И щели меж больших камней заполняйте мелкой галькой, а то ведь стоит рыбе нос всунуть в дырку — и пиши пропало: будешь потом думать-гадать, куда она девалась! Ну-ка, попроворней! На, держи лопату, Шалико!

Бесенком скакал, носился взад-вперед тощий Валериан, показывал товарищам, что делать, поправлял вершу в узком протоке.

— Ты, Варлам, вытащи из-под верши камни и прочисть внизу русло как следует, чтобы не заливало узкий конец, а то ведь знаешь, что сказала форель?

— Что, что она сказала? — заинтересовался Закро.

— Лишь бы, говорит, дождь не перестал, а уж я по дождевому своду хоть на небо взберусь.

— Ну и что? — спросил недогадливый Лео. — Что ей на небе делать?

— Хинкали заворачивать! А кроме того, если конец верши зальет водой, рыба повернет назад, и останешься ты с пустыми руками.

— Эх, — махнул рукой Шалико. — Пусть враг мой так повернет назад, как та рыба, что хлорки наглоталась!

Приятели подняли доверху запруду, заполнили промежутки между камнями галькой и даже засыпали все с внутренней стороны песком.

Когда первая рыба заплыла в вершу, парни встретили ее радостными криками и шумом.

Валериан схватил трепещущую рыбу и объявил с видом знатока:

— Это сазан. Он очень крупный не бывает, хотя я встречал и поболыпе. Рыба вкусная и полезная для желудка.

Вторая рыба была угорь. Она извивалась, растянувшись на животе, и кусалась, когда ее трогали.

— Съедобная? — спросил Закро. — Какой у нее рот маленький! Как это она кусается?

— Под жабрами у нее с обеих сторон шипы. Когда ее берут в руки, она колется.

— Да здравствует «рыбий профессор»! — Лео схватил третью рыбку за хвост и протянул Валериану.

«Рыбий профессор» принял ее с серьезным видом, внимательно рассмотрел и объявил:

— Снеток. В Алазани нет рыбы вкуснее этой.

По-видимому, хлорная известь сделала свое дело: рыбки шли одна за другой. Попав в сухой конец узкой верши, они тщетно искали выхода, подскакивали и колотились о переплетенные прутья. Беспомощно разевая рты и выгибаясь кольцом, они отчаянно раздували жабры. А иные, пытаясь приподняться на растопыренных плавниках и бессмысленно уставясь остекленевшими глазами на незнакомый надводный мир, бессильно шевелили нежными, мягкими усами, на которые уже дохнула смерть.

Целая стая рыб внезапно обрушилась на запруду. Рыболовы визжали от радости, носились с восторженными возгласами вокруг каменной плотины и ловили по другую ее сторону рыбок, пробравшихся сквозь щели.

Несчастные рыбы, подгоняемые отравой, из последних сил стараясь ускользнуть от смерти, плыли прямо в разверстую пасть ловушки. Подхваченные ядовитыми струями, усач и плотва, хариус и снеток, перевернувшись на бок, бессильно кружили по воле волн, которые несли их в неведомое, навстречу неминуемой гибели. Временами вновь вспыхивал в них инстинкт самосохранения, и какая-нибудь рыбешка отчаянно взмахивала хвостом, чтобы с привычной легкостью стрелой метнуться в сторону, но расслабленному, скованному ядом телу хватало сил лишь на одно мгновение — и полумертвые рыбки вновь покорно отдавались несущему их потоку.

Но были и такие, что боролись до последнего вздоха. Задрав головки, они пытались держать рты и жабры над поверхностью воды, чтобы в них не попала эта несущая смерть жидкость, еще так недавно бывшая для них материнской, родной стихией.