Кабахи

— Помню, в детстве стоило мне опустить в воду кузов, как в нем уже бились хариусы в руку толщиной. А если я удочку на ночь ставил, утром на ней всякий раз болтался карп потолще моей ноги. Помнишь, Лео, как мы с тобой однажды нашли застрявшего на перекате под затонувшим деревом снулого лосося! Бедняга издох от голода и уже начал протухать, так что есть его было нельзя.

— Как не помнить, Закро, как не помнить, — поддакивал ему восторженный Лео. — Большущий был лосось! Башка на плече у меня, а хвост по земле волочится.

— Не такая уж это большая рыба — от твоего плеча до земли, — осклабился Серго.

Тут Закро бросил взгляд на сегодняшний улов, и глаза его, заблестевшие было от приятных воспоминаний, снова погасли.

— А теперь вот за какой мелочью охотимся… Не даем рыбе подрасти, оттого она и плодиться перестала. Хоть бы закон такой издали, чтобы рыба могла свободно расти и размножаться!

— Эх, делать тебе нечего, вот и заладил проповеди читать, сказал Варлам, улегшись на бок. — Рыбе не законы нужны, а хозяйская забота.

— Вот увидишь — через два-три года здесь рыбы совсем не останется, начисто изведут. А ведь алазанская рыба до того вкусная, нигде такой нет, — сказал с огорчением Лео.

— Да ну вас, ребята! — поморщился Серго. — Больше вам не о чем разговаривать? Нашли еще новую заботу. Пропадет рыба? А мне наплевать, туда ей и дорога. Пусть пропадает.

— Эх, братцы, Земля-то, говорят, существует уже сто миллиардов лет, а человек появился совсем недавно. Да и что такое человеческая жизнь? Сегодня мы живы, а завтра нас нет. Если из-за всего голову ломать да обо всем сокрушаться, от этой коротенькой жизни совсем ничего и не останется. Выжмем уж ее до конца, возьмем все, что нам дается, и будем радоваться.

— Ой, сил нет, так есть хочу! Куда это наш голован запропастился? Ушел — и поминай как звали. Давайте хоть шашлык изжарим из этой рыбешки.

— Без соли? Ну, погоди еще немного. Тот имеретин в басне терпел, пока молотили, мололи и пекли, а тебе ведь только соли не хватает. Тем временем и рыба вся будет выпотрошена…

Наконец появился Валериан. Улыбаясь во весь рот, вынырнул он внезапно из темноты. У приятелей от изумления брови полезли на лоб.

— Не узнаете? — спросил Валериан, подталкивая к костру сопровождавшую его девушку. — Подойди ближе, чего стесняешься? Это все мои друзья-товарищи. Разве ты их не помнишь?

Девушка застенчиво кивнула и поздоровалась с рыболовами.

— Так не узнаете? — снова спросил Валериан оторопелых приятелей. — Да ведь это же Кето, ребята!

— Кето? — Серго зажал в кулак ключ от машины, намотав цепочку на палец.

— Ну да, Кето.

— Кето… — скривив толстые губы, задумался Лео. Девушка застыдилась еще больше.

— Как же вы Не помните, ребята? Мы еще у нее в Алвани до утра пировали!

На этот раз все вспомнили, заулыбались и один за другим подошли к девушке, поздоровались с нею за руку, спросили, как она поживает, как у нее дома и здоровы ли родители.

Выяснилось, что и сама она поживает хорошо, и родители здоровы, и дома все благополучно.

Девушка понемногу освоилась, перестала стесняться. Она поправила на голове косынку и принялась хозяйничать. Дрова в костре перегорели в жар. Мясо было нарезано.

Рыбу вымыли, и шашлыки зашипели на раскаленных угольях.

Особенно обрадовались парни котелку, наполненному спелыми помидорами. Помидоры высыпали на принесенное девушкой блюдо, разделали и обложили сверху кружками нарезанного лука.

— Как это мы не догадались помидоры захватить? — удивлялся Шалико.

— Так вот почему он задержался, этот черт! — радовался Лео, усердно помогавший девушке в ее хозяйственных хлопотах.

Но только вино окончательно развязало языки. Объемистый бычий рог переходил из рук в руки, и сердца рыболовов понемногу раскрывались до самых потаенных уголков. Сверкала и пенилась при свете костра темно-алая струя вожделенной влаги, утоляя жажду, умягчая пересохшие глотки, растекаясь огнем по жилам.

Кучками громоздились прямо на зеленой траве вареная рыба, шашлыки на прутьях, разломанные хрустящие шоти и хлебцы. Подвыпив, приятели забыли о лопухах, что должны были служить вместо тарелок. Они рубили маслянистый тушинский сыр на толстые куски и бросали их друг другу. Тосты следовали за тостами — пили за ближнюю гору и за дальнюю, за осину над головой и за мураву под ногами, за голубые волны Алазани и за гнилой пень, что повстречался сегодня на дороге.

Не сумев утолить жажду бычьим рогом, Закро заявил, что будет пить прямо из бочонка, который и был ему торжественно подан с одобрительными возгласами, с шумом и хохотом.

Закро ухватил обеими руками двадцатипятилитровый бочонок и провозгласил здравицу за тех, чье сердце к сердцу друга тянется, кто друга любит и тоскует о нем в разлуке.

Общий рев заглушил его слова; Закро под гром аплодисментов поднял высоко над головой бочонок и подставил рот под толстую темную струю.