Кабахи

— Умница мой Шакрия, клянусь старым саперави! Дорогу, говорит, делаем, поднимем на гору бульдозер, выкорчуем кустарник в Подлесках и расчистим поле для игры.

— Уже ведь расчистили ваше поле, Напетвари, — отчего им там не играется?

— В Напетвари нагнали машин, будут гараж строить.

— Кузницу построили, теперь гараж… Дела, что ли, в колхозе нет? Людей где взять? Кто строить-то будет?

— Не видал разве — сегодня школьники вместе с учителями целый день камни на Берхеве собирали и песок через грохот просеивали.

— Это, говорят, для нового клуба.

— А разве тот песок, что пошел на кузницу, не для нового клуба был заготовлен? — посмеивался Топрака. — Этот Нико из чертовой утробы вылез. Уж он не постесняется учительский песок в этот раз на гараж пустить.

— Я вот чему удивляюсь — как это взрослый, ученый человек связался с деревенскими сопляками? Дед у него человек работящий, отец, царство ему небесное, тоже был труженик, старший брат, помните, смотрел за скотиной так, как наш доктор за людьми. Что ж это ему втемяшилось? Уж не спятил ли?

— Так он ведь тут на отдыхе, Абрия, — заступился за Шавлего садовник Фома. — Отдохнет, уедет в город и ученым станет — нам же честь!

— Ученых на свете полным-полно. Гребут деньги лопатой и пишут в книгах: овсяница — сорная трава, вредна для посевов. Как будто я сам не знаю! На кой черт мне в книжках про овсяницу читать? Если хочешь помочь, выходи в поле и работай бок о бок со мной.

— Ежели, значит, к слову сказать, разве они вывезут за этот год столько камня из Подлесков? — усомнился Ефрем. — Ведь туда свален весь камень, собранный по приказу покойного Титико, еще когда мы расчищали землю выше Гичиани. Эти кусты так глубоко вросли в землю и так оплели камни корнями, что там и червяку не протиснуться.

— Да они не вручную собираются кусты корчевать — бульдозер хотят привести. Для того и дорогу проводят.

— Ну, если они приведут бульдозер и расчистят все Подлески, так там на четыре игровых поля места хватит.

— Если они такое дело сделают, в Подлесках прибавится не меньше пяти гектаров пахотной земли.

— Третьего дня нашему агроному захотелось Подлески осмотреть. Поднялась на гору, а тут как раз тропинку взрывчаткой подорвали. Говорят, до самого вечера пришлось там проторчать бедняжке Русудан.

— Кто тебе эту басню рассказал, Габро? Стала бы Русудан сидеть там весь день! Как только она показалась на горе, бросился туда мой Шакрия и помог ей спуститься. А она, как добралась до Берхевы, отблагодарила его своей плеткой. Шакрия говорит — уж я, мол, не стал дожидаться, пока она второй раз меня угостит, и припустил по гальке, как по асфальту.

— Ну и девка! — смеялся Фома. — Доброго молодца за пояс заткнет.

— Хоть бы она скорее развела побольше этой ветвистой пшеницы, или как ее там, чтобы трудодень чего-нибудь стоил.

— Почему она замуж не выходит, чего дожидается? Свет ведь не на одной только пшенице да кукурузе вертится!

— Закро ей не мил, а другие боятся его и на версту к ней не смеют подойти.

— Да и не похоже, чтобы она сохла по кому-нибудь.

— Может, есть у нее присуха в Тбилиси?

— Не думаю. Давно уж она туда не ездила, да и оттуда никто не приезжал. А уж если кто такую девушку полюбит, верно, и дня вдали от нее не выдержит!

— Да, хороша девушка, уж так хороша! И ведь родится же на свет такое дитя человеческое! Как встречу ее на дороге или в конторе, глаз не могу отвести!

— Не девушка, а золото, чистое золото! И колхозное дело ведет на совесть, и этот бывший генеральский сад с домом содержит в самом лучшем виде, — рассыпался в похвалах Фома.

— А уж как добра — прошлую зиму несчастная Сабеда только благодаря ей и перемоглась!

— А Миха она отцовские брюки с рубахой подарила.

— Кстати, слыхали вы, — говорят, этому чудаку Миха в винограднике ангелы явились. Плясали будто бы с кадилами в руках. А наутро ни одной груши на дереве не осталось.

— Небось пьян был старикашка!

— Померещилось.

— Ах, козлиная борода! Врет Миха, груши-то они с невесткой тайком собрали. Марта их потом корзинами на базар таскала.

— Миха и раньше что-то такое рассказывал. Помните — будто бы черт к нему привязался, выскочил ночью из кустов на Берхеве.

— Врет он, кто ему поверит? Нет никаких чертей, все это выдумки!

— А ну-ка об этом Топраку спроси! — Хатилеция смачно сплюнул в сторону и стал снова набивать трубку. — Расскажи- ка, Топрака, как на пути из Ахметы черт вскочил к тебе на арбу, повернул буйволов в сторону Хорхелы и привел к обрыву?