Фома приподнялся на локте. Доктор на этот раз не стал ему мешать — только тщательно закрыл ему спину одеялом.
— Ну, знаешь, от Нико избавиться не так-то просто! Во-первых, во время выборов всегда присутствует кто-нибудь из райкома, а во-вторых, кто осмелится выступить на собрании против председателя? Попробуешь скинуть его, а если не выйдет? Живи потом с ним в одной деревне, работай в колхозе под его началом!
— Избирает человека народ, и смещает человека народ, дядя Фома. Все в его воле.
— Эх, дружок, кто народ спрашивает? Народ — овечье стадо, куда его палкой погонишь, туда он и повернет.
— Почему ты думаешь, Дядя Фома, что мир вертится вкривь и вкось?
— Если не вкривь и вкось, то и не очень-то ровно, сынок. Раньше хоть бога боялись, а теперь в бога никто не верит.
— Неужели и вы так думаете, дядя Сандро?
Врач еще раз взмахнул рукой, отгоняя назойливую муху.
— Без колхозов выиграть войну против фашистов было бы, вероятно, еще трудней.
— При чем тут фашизм?
— Всякий милитаризм имеет фашистскую природу, а фашизм по своей сути неотделим от милитаризма. А оба они, вместе или порознь, — страшная опасность для человечества.
Шавлего внимательно, с легкой улыбкой всматривался в бледное, исхудалое лицо врача.
— Чем объяснить, дядя Сандро, этот ваш постоянный страх: что будет завтра?
— Самим этим вопросом, юноша. Разве в наше время кто- нибудь на земле свободен от страха?
— Огромная часть человечества, дядя Сандро, — не менее миллиарда людей. Неужели вы не слыхали по радио выступлений представителей Советского Союза и демократических государств на Генеральной ассамблее?
— Разве Франция и Англия не называют себя также демократическими государствами?
— «Демократическая» Франция заключила боровшегося за свободу Испании грузинского врача в концентрационный лагерь Карбарес.
— Ну, наши тоже не гладят по головке нарушителей государственной границы.
— Наша граница всегда гостеприимно открыта для тех, кто борется за свободу. Гонимые и преследуемые стремятся к нам со всего мира.
— А куда стремятся такие люди отсюда?
— Никуда. А если кто стремится — то на свою же беду. Надо сразу сбрасывать с дерева подгнившие плоды, чтобы они не заразили других. Свобода народам, мир миру — вот наш лозунг!
— Разве не то же самое кричат Соединенные Штаты? Какая разница?
— Разница не в словах, а в делах.
— Послушайте меня, юноша. Сегодня мир разбился на два враждебных лагеря. У каждого — своя идеология. Каждый из них исключает существование другого. Вот уже четыре десятка лет, как эти две кувалды молотят по мне с обеих сторон, и я так устал, чувствую себя таким опустошенным, что сейчас любые идеи, всякая идейная борьба вызывают во мне тошноту. Я так же ищу мира, как любой народ и как всякий человек. Да и мир уже устал от этих вековых битв.
— И вы думаете, дядя Сандро, что мира можно добиться без борьбы?
— Тому, кто хочет мира, не может быть желанной борьба. Каждый из двух лагерей по-своему представляет себе мир и борется за то, чтобы установить его на свой манер. А борьба идет ожесточенная, беспощадная… Вполне возможно, что в борьбе за мир люди истребят друг друга и не оставят камня на камне.
— Разве когда вода в котелке шипит, это значит, что она закипела?
— Это значит, что до кипенья недалеко.
— Все равно — без борьбы не может быть мира, а человек не бывает без идей. Вначале одна лишь Россия встала на путь социализма. А теперь уже вся центральная Европа исповедует наши идеи.
По бледным губам доктора скользнула ироническая улыбка.
— А что вы думаете, юноша, о навязывании идей?
Старый садовник почувствовал, что беседа приняла неприятный оборот, и снова приподнялся на локте.
— Начали с панты и с яблонь, а теперь вон куда забрались! Если человеческие головы пичкать этими самыми вашими идеями, то ведь желудкам-то нужно что-нибудь посущественней! В особенности когда в роднике стынет вино, дожидаясь, чтобы его выпили!
Шавлего встал и направился к двери. На пороге он задержался и, повернувшись, сказал доктору:
— Мы никому не навязываем силой своих идей. Идеи сами рождаются у людей в голове и распространяются по всему миру, проникают в сознание других людей. А если некоторым не нравятся эти идеи, что ж, разве солнце померкнет оттого, что летучие мыши его ненавидят?
Доктор ударил в ладоши над табуретом.
Убитая муха упала брюшком вверх на пол.
5
Серго неторопливо повернулся и вышел.
Визгливые звуки зурны ворвались сквозь щель непритворенной двери в комнату. Оглушительно забухал, рассыпался частой дробью барабан, и высокий хрипловатый голос барабанщика Гиголы завел с переливами, на манер восточных баяти:
Вахтанг насупился, пошел к двери и сердито захлопнул ее.
— Как он не устанет орать, чтоб ему провалиться!
— Чего ты на него окрысился — у каждого своя забота и своя утеха. — Купрача равнодушно придвинул к себе тарелку с шашлыком и принялся резать лук.
— Не до песен мне сейчас.