— Ну вот, в тот вечер ты не вернулся с молотком и гвоздями. Ограду я сама починила на другой день — заменила лопнувшую проволоку. Теперь ты понимаешь, почему мне стало смешно, когда ты обещал привезти мне точно такую шляпу, какую я по твоей милости потеряла?
— Значит, ты считаешь, что я — не хозяин своего слова?
— Нет, почему же не хозяин… Ты ведь не догадывался, что я слышу твой разговор с племянником!
— Нет, конечно… Но жалею, что не пришел в тот вечер. Зато знаешь какую я шляпу тебе привез? С широченными полями, настоящее сомбреро.
— Значит, ты не нарушил слова.
— Нет, слова я еще не нарушал.
. — А когда собираешься нарушить?
— Посмотрим. Как только представится случай.
— Ах ты драчун, забияка! Ну, скажи на милость — что за секрет такой? Из-за чего ты, собственно, не смог зайти к Флоре?
— Хоть и не в Болниси, но в более близкие места, во Мцхету и Армази, на раскопки я все же поехал…
— Ну, и нашли что-нибудь?
— Только одну бронзовую поясную пряжку с изображением оленей. Датируют самым ранним периодом бронзового века.
— Таких пряжек теперь находят множество и повсюду.
— Значит, за раскопки еще не принялись как следует.
— Похоже, что так. Теперь скажи: в самом деле больше не болит?
— Когда ты со мной, я забываю про боль.
— Иными словами, все еще болит.
— Ну еще бы — так сразу не заживет! Ах, где он, бальзам рыцаря из Ламанчи!
— Лежи спокойно, будь умницей — и все пройдет.
— Лежать? Да как я могу тут лежать! Вот введут мне третью дозу антитетануса… Придет Кето, сделает укол, я сразу вскочу — и прочь отсюда. Если я из-за этих царапин буду в постели нежиться, мои ребятки там, на болоте, сойдут с ума.
— Ну тебя с твоим болотом! Время ли сейчас?.. Тебе нужны покой и постельный режим. Давай я отвезу тебя к вам домой. Если у твоей невестки Нино нет времени, я сама за тобой присмотрю. Ни в чем не будешь испытывать недостатка. А хочешь, поедем ко мне. Я и по ночам глаз не сомкну. Буду стоять на коленях возле твоей постели. Что ни скажешь — все исполню.
— Ну нет — как это к тебе! Пойдут в селе толки…
— Пусть говорят что хотят, пусть хоть весь свет языком треплет. Кому какое дело до моего счастья!
— Какая ты чудесная девушка, Русудан…
— Постой… Задохнусь… Уф! А кто такая Кето?
— Кето? Ах, Кето. Это медицинская сестра здешней больницы. Она мне делала укол антитетануса.
— Поедешь со мной?
— Хоть на край света, но в постели никак не выдержу. И сейчас я только медсестры дожидаюсь, а то разве стал бы валяться?
В палату вошла девушка в белом халате — хорошенькая, светловолосая. Губы ее от смущения были чуть приоткрыты. Русудан догадалась, что сестра довольно долго стояла за дверью, прежде чем решилась войти. В глазах у нее светилась улыбка, и все же по выражению лица можно было догадаться, что она чем-то угнетена. В руках у сестры была никелированная коробочка, в которой позвякивали стерилизованные иглы.
Русудан встала, ответила на приветствие легким кивком и отошла к окну.
4
— Ну вот, и нашел тебя! Споем, что ли? «Я на — этой стороне, ты — на той, поток меж нами…» — Парень перемахнул через мельничный ручей и с шумом приземлился на другом берегу, но одной ногой все же угодил в воду.
Девушка вздрогнула, подняла глаза на внезапно вставшую у нее над головой мужскую фигуру и смахнула с лица капельки воды.
— Не мог поосторожней? Непременно надо было напугать?
— Какая ты пугливая! Хоть бы силой духа в отца пошла — только, конечно, не характером.
— Сколько раз повторять — оставь моего отца в покое!
— Еще недавно я, может, и послушался бы тебя, но теперь уже поздно: скрестились наши клинки! Ты зачем убежала из Чалиспири? Вообразила, что скроешься, не сумею тебя разыскать?
Девушка выглядела изможденной; она была необычайно бледна и совсем исхудала. В глубоко запавших ее глазах застыла печаль. Она сидела, обхватив руками колени, и смотрела усталым взглядом на парня, растянувшегося прямо на земле у ее ног.
Юношу встревожили ее глаза. Он подполз еще ближе и взял ее руку в свою.
— Руки у тебя как лед! Почему ты сидишь здесь, под акацией, неужели в Пшавели не нашлось лучшего места? Осень на дворе, солнце обманчивое, недолго и простыть.
— Быть обманутой я привыкла. А о здоровье совсем не забочусь. Мне теперь все равно. О самом себе человек может думать только тогда, когда ничто другое его не заботит.
Юноша огляделся.
Плетенная из прутьев калитка примыкала к забору. От калитки до самого двора по краю виноградника тянулась тропинка. Двор был пуст. Лишь позади дома виднелись несколько смоковниц да большое ореховое дерево.
— Это и есть дом твоей тетки?
— Что зря спрашиваешь? Если бы не знал, не сумел бы меня здесь разыскать!
— Да, видишь ли, я думал, у сестры председателя колхоза не такой должен быть дом…
— Едкий у тебя язык, Реваз!
— Наверно оттого, что в последнее время меня все больше перцем кормят. А все же, чего ты сидишь тут на берегу, как Тариэль, потерявший Нестан?
— А может быть, как Нестан, потерявшая Тариэля?