Кабала

Григорий Семенович хотел было рассказать о своей эротической страсти к самому себе, о занятии онанизмом при лицезрении собственного отражения, но решил не торопиться с деликатным признанием, а отложить его на время. «Вначале я должен проникнуться к соседу доверием, — подумал он, — а уж потом открыть самое потаенное. Посоветовать ему, пристально поглядеть на себя в зеркало? Облюбовать какие-нибудь возбуждающие черточки на лице, на мочках, на губах? Вдруг чувства возникнут, тогда и эрекция не заставит себя ждать. Меня, например, чаще всего возбуждает ямочка на подбородке. В ней необъяснимый эротический заряд, буквально сводящий меня с ума. Как брошу на нее взгляд, так и хочется себя поиметь.

— Ну что, пойдешь со мной к подопытной? Я-то сам пилюлю в дневной дозе уже попробовал. Но мало что помню. Хорошо бы со стороны поглядеть, что с человеком происходит. Может, ты ее знаешь — Катя Лоскуткина. Живет она в Кане недавно. Знакома?

— Пока нет. В магазины хожу редко. Дорого. Дешевле у частников с грядок покупать. Картофель, свеклу, морковь, а мясо, точнее кости, беру на бойне, но тоже редко. Какова зарплата охранника моста? Четыре с половиной тысячи рублей. Коммуналку заплатил, что осталось? Две тысячи на месяц. Это шестьдесят семь рублей в день. А мясо стоит все сто пятьдесят за килограмм. Как тут накушаешься? Но я привык. Кашка с луком, картошка со свеклой, соленый огурец с хлебом — вот мой рацион. Кажется, другого и не надо. В Освенциме меньше давали. А ты чем питаешься? Вид у тебя совсем не сытого человека…

— Я отмерил себе в Кане пять лет жизни. Больше не хочу. Так что пищей насущной не озабочен. Есть корка хлеба, картофель, пряник — съем, нет — не вспомню. Главное, чтобы всегда под рукой мак присутствовал. Кстати, у меня чемодан денег… Ах да, ты об этом знаешь, так что можешь взять сколько угодно. Купи себе деликатесы и ешь, сколько душа пожелает. В моем случае голодный сытого прекрасно поймет. А деньги мне не нужны, они порождают извращенное потребительство. Я держусь только одного блюда, самого главного и единственного — маковой головки.

— Спасибо, но и мне они ни к чему. Я научился обходиться без них, — объяснил Помешкин. — Почему, ты думаешь, я так горячо себя полюбил? Ведь никакой другой партнер — ни женщина, ни мужчина — мне не нужен. Кого другого полюбишь, когда денег нет, и даже в перспективе не предвидится? Любовь без денег несостоятельна. Она, как лампочка без электричества или машина без нефтепродукта. А с собой я всегда буду нежен исключительно по велению сердца. Завоевание самого себя — разве оно не выше всех других громких побед? Лучше уж от себя быть без ума, чем от кого-то другого. Прагматизм? Да! Дешево! А сделаю я для себя все, что душа пожелает.

— Не совсем понимаю принцип твоего сексуального удовольствия я плюс я! Впрочем, в этом есть что-то загадочное. Но секс перестал меня занимать после того, как полностью открылась невиданная по размаху площадка для игр воспаленного сознания. С этим чудом ничто не сравнимо. Невероятные возможности очаровывают тебя настолько, что напрочь забудется все, даже собственная половая принадлежность. Да и во что можно оценить сексуальную страсть? Грош цена этому влечению, потому что оно вырастает не из твоего интеллекта, а из инстинкта. А я хочу жить умом. Чем выше ай-кью, тем глубже проникаешь в мир воображения. А инстинкт — это заклятая болезнь абстиненции. Так что, идешь на эксперимент профессора? Если желаешь быть только наблюдателем, пожалуйста! Я отправляюсь к Лоскуткиной.

— На дворе дождь. Зонтик есть? — неуверенно спросил Помешкин.