Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

Латинос я по праву считал и считаю виртуозами этого инструмента. Фламенко, горячие южные танцы… У них много чего интересного в культуре и искусстве. Другие народы не догнали латиноамериканцев и близко, как ни стремились. И сейчас то, что мы играли… Было медленнее, холоднее знойных андалузских мотивов. Но была в этом холодном мотиве своя изюминка, своя… ДУША, если хотите. Мы брали другим, и на другое от зала рассчитывали.

Смена рисунка… Приготовились… И я запел, одновременно со вступающим Фудзи:

С причала рыбачил апостол Андрей,
Спаситель ходил по воде,
И Андрей доставал из воды пескарей,
А Спаситель погибших людей.
И апостол вскричал — я покину причал,
Если ты мне откроешь секрет!
И Спаситель ответил — спокойно, Андрей,
Никакого секрета здесь нет.

Видишь, там на горе возвышается крест,

Под ним десяток солдат, повиси-ка на нём.
А когда надоест, возвращайся назад
Гулять по воде, гулять по воде,
Гулять по воде со мной.

Плохой зал. В «Натюрморте видно зрителя, видно, кто и как на тебя смотрит. О Гаване вообще молчу. Вечеринка у Манзони также не предполагала специальной светотехники. Тут остаётся только догадываться, как на тебя реагируют. Но в тот момент мне было уже всё равно. Меня «колбасило», буквально трусило — во всяком случае, чувствовал я это именно так. Хотя почему-то только я; со стороны казалось, что я просто очень старательно вкладываю душу в песню.

Не вкладывал я душу, враки это. Душа у меня УЖЕ была в песне. Она была песней, а песня — душой. Оттого, наверное, так и корёжило.

Но теперь, перед вторым куплетом, передо мной встала задача сложнее. Я должен передать СТРАХ, опасение неизбежного. Отсутствие ВЕРЫ в то, что всё получится, что заставляет нас сомневаться перед принятием важного решения. Я в жизни принимал судьбоносные решения, и смог прыгнуть в омут тогда, попёршись в корпус… Но не всем дано так, как мне.

Из меня полилось продолжение. Где я вновь и вновь пережил рану недоверия и непонимания, метания между плохим и понятным и хорошим, но страшным. Это БЫЛО, вот и надо спеть о моих тогда переживаниях, не городя сущностей.

Но, учитель, на касках блистают рога!
Чёрный ворон кружит над крестом.
Объясни мне сейчас, пожалей дурака,
А распятье оставь на потом.
Онемел Спаситель и топнул в сердцах
По водной глади ногой, —
Ты и верно дурак! И Андрей в слезах
Побрел с пескарями домой.

Видишь, там на горе возвышается крест,

Под ним десяток солдат, повиси-ка на нём.
А когда надоест, возвращайся назад
Гулять по воде, гулять по воде,
Гулять по воде со мной[17].

Тишина. Меня не поняли. Совсем. Зал «грузанулся», но пока не сообразил, понравилось ему или нет. А значит, чтобы не осознал (вдруг), что не нравится, следующая песня — более резкая, грубая, жизненная… И предельно понятная. Без паузы.

Вступление… Есть контакт, Хан поддержал, и сразу Карен. Тут у нас была вилка, что играть дальше, и парни ждали от меня отмашки — убедились уже, что «чувствую» зал я лучше любого из них. Я же в свою очередь убедил не расписывать планы концертов, ни в кабаках, ни в Гаване, а играть то, что чувствуешь. Итак, следующая песня, для «подъёма»:

Псы с городских окраин, есть такая порода.
С виду обычная стая, их больше от года к году.
У них смышленые морды и, как у нас, слабые нервы.
Но каждый из них такой гордый и каждый хочет быть первым.

Песня про нас. Молодёжь рабочих окраин. Не сдавших на гранты, кого в жизни ждёт бесперспективняк. Я тоже был таким. И, несмотря на грант, МОГ пополнить в итоге их армию. Просто повезло с родственными связями. Но ведь могло и не повезти!

Так что тема была знакома. Я — один из них, из этих псов. Глубоко в душе. Несмотря на костюм, личную охрану и ксиву сотрудника ДБ. И бОльшей части собравшегося контингента тема была куда знакомее, чем мне. Живём, мальчики и девочки! Кажется, этот концерт мы таки вытянем.