Кабальеро плаща и гитары. Тома 1 и 2

— Вот-вот, не плоди сущности, Ваня! — вставил пять центаво Наото. — Я тоже не до конца понимаю перманентной популярности «Парусов» у местной тусовки, но отношу её к тому, что тут все СВОИ, и это важнее лирики и аранжировок. Но вот то, что сейчас, с твоим появлением, нас изучают чуть ли не в микроскоп — факт.

— Многие изучают? — усмехнулся я.

Кивок.

— Все, Вань. И силовики — чувствую их внимание. И местные. И наци. В «Натюрморте» тоже было много глаз и ушей, пришедших на нас поглазеть, но тут больше.

— Вот-вот, Вань, — поддакнул Хан, — уж извини, но СЕЙЧАС популярность нам создаёшь ты. Мы, возможно, и заявили бы о себе, не будь ты Веласкесом и не спи ты с принцессой, и всё равно пошли бы в гору… Но медленнее. Сейчас ты создал ажиотаж, и многие припрутся посмотреть, что от тебя ожидать? Тебя и нас, как твоего рупора пропаганды.

— Пропаганды… — потянул я слово, пробуя на вкус.

— А никто не поверит, что ты, будучи кадетом корпуса телохранителей, можешь выкидывать что-то, не согласующееся с волей королевы, — поддержал Фудзи. — А передача в массы воли правящего монарха это пропаганда, как ни крути.

— Да уж. — Я приложился к пиву. Мы решили позволить себе всего по бутылочке, и до выступления оставалось много времени, так что…

— Я уже жалею, парни, — вырвалось у меня. — И что сам вызвался, и что вас втянул в это дерьмо.

— Не вини себя, бро! — усмехнулся Хан. — Без тебя мы прозябали. Так, что-то делали на автомате, существовали. А с тобой интересно. Я, вот, например, ни о чём не жалею. Появился среди нас — и слава богу. И если надо с тобой вместе драться — буду драться.

— И с кем же ты собираешься даться? — вложил я в голос весёлую иронию, хотя весело мне не было.

Хан замялся, но выкрутился:

— Вань, я вижу, что против НАШИХ ты не пойдёшь. Ты латинос, и можешь расстрелять меня за эти слова — не русский ты ни разу, хоть языком как своим и владеешь. Но против НАШИХ не пойдёшь ни за какие печеньки. Для меня этого достаточно, чтоб уважать тебя. И помогать. Если королеве это надо, если она за справедливость — я с тобой!

— И я, — скупо кивнул Карен.

— Не можешь бороться, возглавь! — высокопарно произнёс Наото. — Программа ассимиляции приказала долго жить, и конфликты с Обратной Стороной растут год от года. Она хочет возглавить волну недовольства и прорвать плотину так, чтоб вода полилась по нужному ей руслу, а не куда придётся. — Ай да тип, и тут в корень зрит. — Не знаю, получится ли у неё, — покачал головой японец, — это очень опасная игра, но она единственная, кто в вашей верхушке что-то делает. Я тоже с тобой, Вань — Он протянул руку ладонью книзу.

Я протянул свою и положил сверху. Хан и Карен положили сверху моей свои.

— Да! — крикнули мы хором, когда Фудзи, закрепляя, положил вторую свою и «разбил» эдакую пирамиду рук. — Мы победим!

Дружно потянулись к пиву.

— Вы рисковые ребята, — произнёс я после паузы. Вкуса не чувствовал, но создавалась иллюзия снятия напряжения. — Самое главное, я сам не понимаю, что делать и как будет. Как должно быть, чтоб получилось. Я как ёжик в тумане — хожу, ищу свою лошадку…

— Кого? — не понял Хан.

— Какая разница! — заметил Карен. — Нормально всё, Вань. Никто не бог, и ты не исключение.

— Я не знаю что делать, — покачал я головой. — На что упирать, а чего остерегаться. Я… Я не знаю сам, чего хочу, парни! — вырвалось, наконец, из подсознания.

— Это бывает, — заключил Фудзи. — Вань, послушай старого мудрого японца. Мудрого мудростью и своей нации, и Востока в целом. Будь тем, кто ты есть, не пытайся прыгнуть ни выше, ни ниже. Просто выйди и сделай то, к чему стремился. Получится — хорошо. Сориентируешься по месту, что делать дальше. Если «не взлетит»… Значит на других фронтах работай, а этот — не твой. Правильно Карен сказал, никто не бог, и ты не бог. Ты всего лишь человек. Слабый, со своими страстями и недочётами. Просто будь, и всё.

Я откинулся на спинку дивана, пытаясь влить в голову услышанное…

…А, к чёрту! Действительно, пусть будет то, что будет.

Я могу вытащить в чемпионы среди силовиков команду контрас, состоящую из бухгалтеров и уборщиков туалетов. Я могу запугать кровавыми акциями не славящийся человеколюбием генералитет венерианской «подземки». Могу устроить революцию в отдельно взятой частной школе. Могу… Да много чего могу! Но не всё должно у меня получаться. А значит… К чёрту, хватит хандрить!

— Спасибо, парни. Я готов. — Помолчал. — Если у меня не получится здесь, я буду работать на другом фронте. Он уже есть, этот фронт. Но то, что подведу вас… Для меня это важно. И то, что вы понимаете, и не в обиде, если у нас не выйдет… — Я сбился, но они поняли.

— Слава, Ваня, это всегда риск, — усмехнулся Хан. — Любой продюсер тебе скажет. Я имею в виду настоящую, а не дутую, купленную за деньги славу, без денег тут же «дохнущую». Зал или тебя примет, или ты не угадал, и нет, третьего не дано. И когда мы тебя слушали в репетиционной, когда ты изгалялся про нонконформистов, понимали, что если не выгорит, это всё. Кирдык нам как творческому коллективу. Такие ставки в нашем возрасте один раз делаются.