Кабаны

Пройдя немного, он остановился, прислушался, но ничего не услышал, кроме крика голубой сойки. Снова тишина. Через несколько минут до него донесся пронзительный крик веприцы, призывающей к себе на помощь. Она крикнула один раз, и все стихло.

Пренти осторожно и насколько мог скорее двинулся к лесу, росшему вдоль берегов Когерской реки.

Впереди слышались смешанные звуки: треск ветвей, топот тяжелых ног, разъяренные голоса животных.

Пренти призвал на помощь все охотничьи познания своей молодости. Он крался, как крадется пантера, подымая осторожно ногу и опуская ее лишь после того, как удостоверялся, что можно ступить совершенно бесшумно. Он протягивал палец, чтобы узнать направление ветра, шевелил траву для той же цели, одним словом, делал все возможное, чтобы приближение его было не замечено. По открытым местам он шагал быстро, держа ружье наготове.

В одной из зарослей он набрел на ствол гигантского дерева, лежавший наклонно. Пренти поспешно взобрался на ствол, чтобы оглядеться по сторонам, и сделался свидетелем потрясающего зрелища — он увидел стоявших лицом к лицу двух противников, которые, казалось, ждали только команды, чтобы наброситься друг на друга.

Один из них был черный свирепый медведь исполинских размеров, стоявший почти на открытом месте, а другой, — в десяти шагах от него, — колоссальный вепрь с длинным шрамом на морде.

Несколько в стороне от двух противников он увидел менее рослую веприцу с более короткой мордой и более слабыми клыками. В соседней, чаще кустарников притаилась вся их семья. Пренти показалось сначала, что вепрят всего две-три штуки, но затем он увидел, что их много. Вепрята были разных размеров — большие и очень маленькие. Это была целая шайка, беспорядочно перебегавшая с места на место.

Медведь попытался обойти вокруг кустов, но вепрь преградил ему дорогу, а вепрята с пронзительным визгом бросились в сторону от свирепого зверя; они бежали взапуски друг перед другом, за исключением одного, который еле плелся, потому что бок его был покрыт кровавыми полосами, а шея — грязью.

Противники стояли неподвижные и безмолвные. Покрытый струпьями нос медведя дрожал и раздувался; это был свирепый зверь с Когерской реки, и где-то в глубине его груди слышалось глухое ворчанье, похожее на эхо далекого грома в горах, как бы давая знать врагу, что ему скоро будет конец. А вепрь казался еще больше благодаря торчащей дыбом гриве; морда его была опущена, маленькие глазки бегали, клыки блестели, а челюсти чавкали, пока пена не покрыла его массивных щек.

Вепрята, притаившиеся в чаще, тревожно хрюкали, но вепрь не трогался с места и не издавал никакого звука, только челюсти его чавкали по-прежнему, да изредка лязгали клыки.

На одну только минуту как будто проявилось движение у стоявших друг против друга ожесточенных врагов.

Кто может измерить всю глубину чувств медведя, терзаемого чувством мести, желанием удовлетворить голод или подстрекаемого воспоминаниями о былых маленьких победах, и вепря, который в ответ на призыв веприцы со всем самоотвержением своей благородной натуры спешит на помощь семье, зная, что ей грозит опасность со стороны врага, которого он ненавидел всю жизнь. Всего этого, я думаю, было достаточно, чтобы вызвать страшное столкновение. Могучая сила, алчность и сомнительная храбрость одного против меньшей силы, но храбрости, не имеющей себе равной, и стальных мускулов другого — вот что представляли собой когерский медведь и Фома с фермы Пренти.

Медленно двинулся медведь в сторону, собираясь обойти кусты не то с целью атаковать вепря сбоку, не то с целью напасть на его семью, но вепрь всякий раз преграждал ему путь. Опустив голову, с видом непоколебимой решимости, но не тратя напрасно сил, он ждал благоприятного момента, безмолвный и бесстрашный.

Медведь двинулся тогда в другую сторону, поднялся на ствол, зарычал и, как бы собираясь броситься в атаку, поднял лапу. Фома кинулся к нему. Медведь отскочил назад. Вепрь сдержал себя. Вторичное движение — и медведь бросился вперед. Го, го! Берегись, изуродованная струпьями морда! Это тебе не малый вепрёнок!

«Хлоп! хлоп! хлоп!» — подымалась и опускалась лапа медведя, из груди которого вырывалось короткое, хриплое дыхание. Широкая спина вепря, покрытая длинной щетиной, стойко выносила эти удары; он шатался, но не падал; белые клыки его торчали вверх, собираясь нанести удар в самое чувствительное место врага.

Бойцы на время разошлись. Вепрь был избит, зато у медведя бок был покрыт кровавыми полосами. Ни вздоха, ни стона, ни затрудненного дыхания; только с той стороны, где притаились вепрята, доносились тревожные, испуганные взвизгивания…

Но это было лишь начало кровавой битвы, и враги смотрели друг на друга, уклоняясь то в одну, то в другую сторону. Каждый из них угадывал намерение противника. Вепрь должен был стойко держаться на ногах, чтобы не погибнуть, а потому медведь стремился опрокинуть его на землю, чтобы затем, придержав его передней лапой, вскрыть ему брюхо когтями задней. Оба были охвачены воинственным безумием.