Кабаре

Вообще Ариадна с 8 лет жила в эмиграции. Всю сознательную жизнь она идеализировала СССР, вступила, следом за отцом, в Союз Возвращения, и с его помощью, в 24 года добровольно переехала из Франции в Москву. Вопреки матери, которая внешне – подбадривая, провожала, в душе – содрогалась, оплакивая, в голове – недопонимала… Марина Ивановна всегда сторонилась любых партий («политика для меня – за редким исключением – все грязь»), никогда не понимала социального фанатизма и не разделяла увлечение дочери советским строем. Когда и Марине Ивановне пришлось вернуться в Москву, когда вся семья, после долгой разлуки, снова была в сборе, вот тогда-то Ариадну и забрали. Первый арест Лефортовские застенки, пытки, нелепые обвинения, абсурд… Ариадна держалась долго. Опровергала обвинения, взывала к здравому смыслу и совести… Целый месяц понадобился, чтобы Аля (вероятно, та, что с капризом, ту, что без каприза, из нее изгнали, выбили), не помня себя, согласилась: «Мой отец французский шпион». Вернулась в камеру умиротворенная, даже довольная, понимала только, что сейчас ее, хоть на чуть-чуть, оставят в покое. На следующий же день разум вернулся. Ариадна стала требовать встречи с прокурором, чтобы отказаться от показаний. Но следователем она уже была не интересна. Они добились от нее, что хотели – после такого однозначного свидетельства дочери, Эфрона можно было смело брать. А Ариадна? Следователи с удовольствием забыли эту упрямую девчонку, на «раскол» которой понадобился целый месяц. Но Ариадна их не забыла. «Из меня выбили показания против отца. Мне не давали спать, избивали «дамскими вопросниками»[1], инсценировали расстрел», – доказывала она всем и везде. Что ж, в результате ей все-таки удалось восстановить справедливость и добиться реабилитации отца. Правда, произошло это спустя 15 лет после его расстрела.

До конца жизни, Ариадна Эфрон не могла простить себе, что подписала тогда это абсурдное обвинение. Её минутная слабость – да и слабость ли? ведь выдержать Лефортовские пытки – почти за гранью человеческих возможностей – стоила Сергею Эфрону жизни…

Сама Ариадна Эфрон умерла в больнице в 1975 году, до последнего дня с ней рядом была верная подруга еще со времен ссылки – Ада Федерольф. Больше не было никого. В тот же день вечером Би-би-си в последних новостях передало: «Сегодня в 9 часов утра в провинциальном городе от невежества врачей скончалась дочь Марины Цветаевой Ариадна Сергеевна Эфрон».

Умирала Ариадна со спокойной душой. То, что должна была – выполнила. Имя Сергея Эфрона обелено, архивы Марины Цветаевой восстановлены и снова почитаемы…

А собственная жизнь? О ее окончании Ариадна совсем не грустила, потому что это была жизнь той, другой Али. Жизнь настоящей Ариадны, – веселой, яркой, чувствующей, гармоничной, – закончилась еще в 39 году. «Жизнь моя, кончившаяся в августе 39-го года, видится мне положенной где-то на полочку, до лучшего случая, и все мне кажется, что, оборвавшаяся тогда, она свяжется на том же самом оторванном месте и будет продолжаться так же. Казалось, вернее. … А сейчас существую, а не живу…Делаю

что-то только потому, что должна…. Это тот минимум, который я могу сделать для родителей»…

* так называли резиновые дубинки

– Так что, Марин, нужно вам решиться… Что думаете? – Волкова не торопит с ответом, но заглядывает в лицо опасливо, будто подозревает неладное…

Ей врать не хочется… Ей хочется жаловаться…

– Извините, я провалилась… – признаюсь, шокируя, – Что-то странное, неуместные мысли накрывают звуконепроницаемым облаком, тону в них, и…

– Марина, вы издеваетесь? – Волкова спрашивает почти с надеждой. – Ой, ну что я переспрашиваю, – убеждает она сама себя. – Конечно, издеваетесь. Только почему, надо мной? Не я эту ситуацию придумала. И, между прочим, я в таких же условиях, как все. Одно могу сказать – я ссориться ни с кем не собираюсь. Сказали переехать – перееду. – Видно, что все эти слова – плод мучительных компромиссов с совестью, поэтому и тон Волковой такой непривычно скандальный, и выражение лица неожиданно надменное… – Конечно, – продолжает она. – Каждому хочется закрыть уши, сказать, что он слышать ничего не слышал, и ни на что не реагировать. Но, увы, все мы взрослые люди и на всех нас лежит ответственность. И если нам не хочется переезжать, то мы не имеем права не думать о соседях. Зря вы, Мариночка, издеваетесь… Мне поручили вас в известность поставить, я поставила, а…

– Хорошо-хорошо, – легко соглашаюсь играть по чужим правилам, потому что пока не слышала размеры ставок и мне все равно, как играть. – Не буду издеваться. Буду слушать и слышать, только… повторите еще в двух словах, а то я недопоняла многое.

– Повторяю. Нашу квартиру выкупают. Нас переселяют, если у тебя нет другого варианта, в общежития. Но лучше найди другой вариант, потому что в те общежития я ходила и войти не смогла от брезгливости…

– А зачем же тогда нам отсюда съезжать?

– Да потому что сразу обеспечить личной однокомнатной каждого они не могут. А вот стереть нас с лица земли, в случае ссор, очень даже могут…