– Соврала?! – Ринка презрительно вскидывает брови. – Отчего же? Наше знакомство началось с его предложения о замужестве. Я подумала ночку и согласилась, и, конечно, тут же маме об этом сообщила. Разве не идиллия?! Ладно, не буду нести чушь… В общем, похититель мой сделал очередное предложение: «Или, если хочешь, давай я тебе сейчас обратный билет куплю. Или, если действительно спешить не к кому, поехали со мной. Я дней десять отдохнуть планировал. Мне все равно понадобится спутница. Только одно условие – по прошествию этих десяти дней, друг друга мгновенно отпускаем. Никаких поисков, никаких истерик – каждый возвращается в свою жизнь». Тут я даже немного обиделась и полезла хамить: «Вы себя в зеркало видели?», – говорю, – «Вам в обед сто лет и морщины вокруг глаз. Как думаете, я – молодая красивая – могу из-за вас в истерики впадать? А отдохнуть… Что ж, отдохнуть – не возражаю. Только деньги на обратную дорогу сразу мне дайте, чтоб, если что, я как свободный человек, развернуться и уйти могла». На том и порешили. До сих пор помню все в подробностях. И как с Ай-Петри на парапланах спускались. И как с аквалангом погружались. И как на прибрежных камнях персональные нудистские пляжи устраивали – он большим поклонником нудизма оказался, и все негодовал в сторону плавок и купальников: «Ну как люди умудряются носить на теле эти мокрые тряпочки! Противно же!». А еще помню, как по утрам на все экскурсии опаздывали, потому что из постели вылезти не могли – тянуло нас друг к другу по-страшному. А потом десять дней прошли. И он уехал. А я вернулась домой и полгода еще вела наипримернейший образ жизни. Почему? Потому что долго еще ждала, что он вернется за мной обязательно. Ведь не было притворства в тех десяти днях!!! Ведь была любовь!
– Какая любовь? – фыркает Дима, вспоминая о мужской солидарности. – Парень просто снял себе девочку на время отдыха. Он же сразу все честно оговорил. С чего б ему возвращаться, искать? Тем более, ты же в самом начале ясно дала ему понять, что ты – молодая, красивая, что из-за таких уродов, как он, в истерики не впадаешь, и рассчитывать на твое общество он может только, пока у него есть деньги…
– Я дала понять?! – заводится Ринка, – Я дала понять? Да он болван просто, если не понял то, что я действительно давала ему понять. Мало ли, кто что говорил… Главное ведь – чувства.
– Похоже, у него к тебе чувства были не те, раз уехал бесследно. – констатирую я. – Оно и к лучшему. Так у тебя в воспоминаниях красивая сказочка осталась, а по-другому – не известно, что бы вышло. Короткое романтическое путешествие вряд ли показывает тебе человека настоящим…
– Только не надо говорить, мол, десять дней в Крыму любое чувство незабываемым сделают! – неожиданно зло, Ринка сжала кулаки и уставилась за окно. – Говорю же вам, я точно знаю, это была моя первая непроходящая, настоящая любовь… И ведь обидно, блин! Человек мне всю жизнь перевернул, а я для него – мимолетное блядоватое воспоминание… Все слова важные, все признания я на последний момент припасла. А он уехал не простившись. Вот и выходит, будто он по сей день думает, что Марина поехала с ним тогда только из-за денег.
– Уже не думает, – не слишком удачно пытается успокоить рассказчицу Дима. – Вряд ли он столько лет будет о тебе думать. Скорее всего, ушел с головой в свою жизнь и совсем про тебя не вспоминает.
– Ну и подонок! – Ринка уж совсем разгорячилась. – Нельзя с семнадцатилетними девчонками такие договоры заключать. Последующим своим исчезновением человеку жизнь испортить можно. Я вот, между прочим, травилась. Подождала-подождала, что он появится, потом, поняла, что не дождусь никогда, и решила умереть. Вовремя в больницу отвезли, чуть в психушку не заперли. А подружки мои, студенточки, не удержались и пустили по городу слух, будто я травилась из-за того брошенного папика. Он к тому времени уже в Москве жил, но как от общих знакомых про меня услышал, так примчался. Я подумала-подумала и решила порядочной семьянихой стать. Родила ему двоих детей, во всем потакала, слушалась, покуда он другую себе не нашел. Вот на папика я как раз не в претензии. Не любила я его, и он это чувствовал. А та, другая, любит, наверное… Так и осталась одна, с двумя малыми на руках, да с мечтами о серьезных чувствах.
– Знаем мы твои мечты, – я стараюсь перебить Ринин пафос, потому язвлю беспардонно. – Покорить, соблазнить, присвоить для коллекции, переключиться на следующего.
– А ведь, если б не та моя первая любовь, все бы по-другому обернулось. – не обращая на меня внимания, продолжала изливать свою тоску Ринка. – Ни за что бы я за папика не пошла, а нашла бы себе кого-то по любви…
– Рин, ты достала своим нытьем! – не выдерживаю. – Какое-то у тебя сегодня трагичное настроение. Игру объявляю оконченной! Хватит хандрить, давайте лучше уже укладываться. Сон – лучшее лекарство от тоскливых воспоминаний.