Кабаре

Засыпаем под утро, на полуслове. Я – у себя, гость – на Маринкиной полке. Окончательно вырубаясь, вдруг понимаю, что совершенно не помню, о чем мы говорили последние три часа. Сонно отворачиваюсь к стене. В мыслях обрывки бессвязных слов, перед глазами – Димкино лицо.

* * *

– Марин, открой, это я! – Ринка тарабанит в дверь.

Не разлепляя глаз, привычно поворачиваю заклёпку на двери. Сквозь сон слышу взволнованное…

– Знаешь, я всю ночь не спала, все тобой мучалась… Надо объясниться, наверное. Нельзя нам с тобой отчуждаться. Я вот подумала… Ну что я к малым на один день всего поеду? Лучше с тобой побуду. Поговорим, обсудим. Ты поймешь меня, я знаю…Да?

– Да? – переспрашиваю удивленно. В такую рань душещипательные беседы доходят до меня особенно плохо.

В этот момент Димка высовывает голову из-под одеяла. Он спит на соседней полке…

– А это что? – спрашивает-всхлипывает Ринка. – А… – говорит через мгновенье, закусывая губу. – Все ясно. Это так ты уехал в деревню? – и тут же укутывает себя напускной веселостью. – Впрочем, это, судя по всему, не мое дело. Знаешь, Марин, что я тебе расскажу?– с деловым видом Ринка начинает затаскивать в купе сумки, словно Шумахера, сгоняет Димку на верхнюю полку, грузится, приговаривая, – У меня такая встреча была, неожиданная… Накупила, значит, подарков, ловлю машину, чтоб до вокзала дотарабаниться. Останавливается старая такая, раздолбанная Нива. Едем, трясемся, чушью переговариваемся. «У вас», – говорю, – «в машине, или с ума сойти можно, или оргазм испытать. Так трясет, что аж задница к горлу прилипает». Он после этих слов смотрит на меня пристально, и вдруг как заорет: «Маринка! Точно, Маринка! Когда б не твоя манера изъяснятся, ни в жисть бы тебя не узнал!» Оказалось, одноклассничек мой, Васятка. Вот мир тесен, да? Уже полгода в Киеве. Работа, правда, тут не ахти, зато большой город. А в Москве он тоже осесть пытался, но ничего для себя не нашел. Конечно, если он, кроме как выпить да трахнуться, ничего не умеет, где ж ему работу-то в нормальном городе найти?

Смотрю с осуждением, имея в виду очередные Ринкины выпады против чужих городов. Она понимает по своему:

– Не морщи лоб. Да, было, было… Вот как дыхну, так ты от перегара и задохнешься. Все умения Васятки проверила на собственном опыте. В целом довольна. Хотя такую гадость с момента замужества не пью, а пьяных мужиков вообще не слишком полюбляю. Короче, решили мы с Васяткой встречу отметить. Поехали к нему на базу. Там, слава богу, дежурство посменное, поэтому ближе к ночи никого не осталось. Я поначалу все на вокзал порывалась. Думала, часик посижу, да поеду… А потом – Марина, не поверишь! – разговорились с ним и чувствую – тоска! Я так избаловалась с тобой тут. Привыкла, что поговорить можно по-человечески и завсегда безобразия какие учинить… С обычными людьми так отвыкла общаться. В общем, поговорили мы с Васяткой и такая меня ностальгия по нам, – тут Ринка бросает взгляд на Димку и сообщает, – Точнее, по нашей четверке, взяла. «Не», – думаю, – «Что бы там ни происходило, нужно держаться своих». В общем, наутро решила спешно ехать к тебе на перемирие. А тут такой вот сюрприз… – Ринка кивает в сторону Димы и бессильно опускается на полку. – Фух, выговорилась, – говорит серьёзно. – Ладно, разговора в такой компании все равно не предвидится. Не буду вам мешать! – от этой фразы Ринку слегка передергивает, но она улыбается через силу и продолжает. – Вещи забросила, сейчас поеду к Васятке догуливать. Зря у меня, что ли, выходные?

И вот теперь Риночка – образец корректности и тактичности – оставляет нас с Димкой наедине, благородно самоустраняясь.

– Теперь твоя очередь! – говорю Димке, сквозь щель в занавеске наблюдая, как Ринка, нарочито независимо покачивая бедрами, переходит через череду рельсов а потом, завидев спешащий мимо трактор, выбрасывает вытянутую руку далеко вперёд и истошно орёт: Такси! Такси! Эй!

Трактор галантно останавливается.

– В каком смысле? – спрашивает Димка, гадая о моей последней фразе.

– Ну, я из вежливости вас с Ринкой уже наедине оставляла, она нас – тоже. Следующим будешь ты. Должен будешь побороть себя, и оставить нас наедине, подозревая в страстных, отнюдь не платонических, нуждах…

– Ну, вот еще! – отмахивается Димка. – Блин! С Ринкой нехорошо получилось… Я как раз хотел сказать ей, что… А какого черта, собственно, я должен отчитываться? У нее ж мужиков, как Васят нерезаных…

Похоже, настроение у Димочки резко испортилось. Эх, Димка, не хотел ты, видать, Рину посвящать в свои планы восстановления наших отношений. Снова, мудришь, дружище… Нехорошо. Неблагородно.

Мой профилактический период моментально растягивается на ближайший месяц, мило выставляю Димку за дверь, уверяя, что хочу поработать, пока есть освещение, и снова хватаюсь за свой дневник.