Кабаре

И тут подъехала еще машина. Рыбкина. Тонированные стекла еще мгновение держат меня в неистовом удивлении. Кому это Рыбка свою любимицу доверил? Он же отродясь никого за руль этой тачки не пускал… Двери распахнулись и на пыльную дорогу вывалилась новая партия приезжих. За рулем – не знакомый мне тип с лицом заправского убийцы. Рядом – хрупкого вида дедуганчик с портфельчиком. С дебрей задних сидений выскочила рыжекудрая Клавдия. Бледная, растрепанная… Какое там фасон держать? Она ж не Лиличка. Без лишних демонстраций собственной значимости со всех ног к Передвижному кинулась. Я думала – на шею бросится. Но нет. Добежала, застыла, как в невидемую стену врезавшаяся, отступила на шаг и понуро побрела к остальным. Передвижной на ее появление совершенно никак не отреагировал. С показательно-радушной, совершенно не свойственной ему ранее противной улыбочкой, он спешил к гостям.

– Я ж говорил, с такой подвеской тут лучше не ехать… Зря не слушались! – разбитной водитель УАЗика поприветствовал вновьприбывших. – Мы уж испужались, что вы заплутали там…

Джентельмены из рыбкиного авто, ни слова не говоря, зашли в поезд. Передвижной лично закрыл за дорогими гостями дверь.

– Что за люди?! – развёл руками водитель. – К ним и так, и эдак, а они с тобой, как с прислугою… Тьфу! Я вон на прошлой неделе два раза председателя нашего кооператива возил. И ниче, разговаривал со мной мужик по душам, не брезговал. Тьфу!

Наши кинулись утешать стенающего и распрашивать, что это за места, и где тут можно найти магазин.

– Марин, ты знаешь их, да? – верной тенью за спиной вырос посланник Зинаиды – Малой. Вот ей Богу, ходил бы он так за мной по пятам по собственному усмотрению, а не от примовских науськиваний, влюбилась бы. Просто ради разбиения образа вдовствующей страдалицы отдалась бы, шутя. А так что-то не хочется. Слишком уж Малой стал подкаблучным – Зинаида приручила. Даже Валюшу свою забросил, чтоб опекой меня окружить. – Ты их знаешь?

– Знаю, – ответила с честной досадою, чем еще жестче утвердила имидж страдающей вдовы. – И они меня, увы, тоже. Ох, чует мое сердце, снова все не к добру…

Сложно, Дим, сформулировать, что чувствовала я в тот момент на самом деле.

Несовместимое совместилось. Миры смешались, чистокровные локации поддались вырождению. Помню, что моментально вспомнила о бесчинствах княгини Ольги, и усмехнулась, мол, теперь понимаю ее прекрасно: и сама бы сейчас с удовольствием пару-тройку послов живьем в землю закопала. В мой мир! В мой – собственноручно выбранный, в качестве укрытия от этой шоубизнесовской братии сооруженный – и вдруг так нагло врываются призраки прошлого.

С другой стороны, мне вдруг резко стало легче. Во-первых, враг теперь был не внутри меня, а снаружи – резал не угрызениями совести и мыслями типа «а вот если бы я тогда поступила не так, все были бы живы», а вполне конкретным неправомощным вторжением в мою жизнь – а, значит, существовали вполне земные, реальные способы от врага этого отделаться. Во-вторых, не права была Зинаида, утверждая, что «женщина с прошлым» это плохо. Если за мной приехали, если меня ищут и помнят… Значит, я существую. Значит, стою чего-то. А мне сейчас так важно было ощутить это.

Но ревизоры, как выяснилось, приехали вовсе не за мной. Ожидаемого прихода гонцов, объявляющих: «Марина, вас вызывают», не последовало. Передвижной что-то устраивал в штабном вагоне, гонял проводниц и официантку… Горланил что-то в рацию. И вот, по поезду поползли первые слухи…

– Слышала? – Малой смотался на разведку и теперь полон новостей, – Концерт в Коростене отменили. Передвижной и Георгий оба в истерике… Срывают зло на ни в чем не повинной Валюше. По крайней мере, она мне так рассказала. Лютует наше начальство, потому что и на него самого начальство нашлось.

«Только бы не приказал повесить всех сгоряча», – мелькнула шальная мысль у меня. Я, как ты знаешь, все на свои мерки перевожу. – «Только б в настоящего Слащова не обратился. Все что угодно, только не очередное сбывание моих аналогий!»

Это, Димочка, был тот редкий случай, когда некто свыше меня послушался. Дальше все пошло так, как я и примерно не могла себе представить:

Спустя час, крадучись, в наш вагон просочился Артур, встретился со мной безумными глазами, потребовал уединения и… принялся забрасывать совершенно неправдоподобной информацией, напирая на то, что я немедленно должна покинуть кабаре.

– Марина, ты в себе? – Артур уже несколько раз терял всякое терпение. Хватался за дверь, изображая намерение немедленно уйти, возвращался в купе, теребил меня за плечи. Теперь он снова вошел в стадию терпеливого ожидания. Сидит напротив, смотрит на меня страдальчески, ждет хоть какой-то реакции.

Конечно, не реагировала: была занята другим важным разговором. Не знаешь, случайно, с кем? До чего ты, Димка, не чуткий все-таки. Черствый, я бы сказала. «Он не умел любить – не привык смолоду», – в сердцах писала о муже Софья Андреевна Толстая – жена великого старца. Как это тонко сказано, и как это про тебя…