Кабинет фей

— А! Вот и вы! — обратились к нему гости. — Просим вас разрешить наш спор: как зовут сего господина на портрете?

— Это Жиль, господа, — ответил наш мещанин, — Жиль де Ла Дандинардьер, мой предок. Он вырос в замке д’Амбуаз вместе с сыном короля Франции Людовика Одиннадцатого Карлом Восьмым — то-то был король пригожий да мудрый! Карл обожал моего славного предка. Но, как известно, Людовик Одиннадцатый боялся, что сын может предать его. Чтобы себя обезопасить, он его плохо воспитывал и кормил говядиной, в то время как Жиль был у Людовика Одиннадцатого в фаворе и каждый день ел дичь, часть которой отдавал Карлу. В благодарность тот сделал его, не помню точно кем, но, по-моему, коннетаблем[282].

— Вот как! — воскликнул приор. — Не помню я что-то коннетабля с таким именем.

— Не важно, — ответил Ла Дандинардьер. — Если не коннетаблем, так сухопутным адмиралом[283] точно. На гравюре ясно видно, что он изображен с жезлом командующего, а это кое-что значит.

Тут наш мещанин стал рассказывать гостям всю историю своих предков, написанную по его приказу. Он бы и продолжал, несмотря на плачевное состояние, в которое его привела встреча с давешним хвастуном. Но тут виконт, приглядевшись, заметил, что Ла Дандинардьер то бледнеет, то краснеет, то зеленеет, и вскричал:

— О Боже! Вам худо, вы при смерти, друг мой? Вы так странно изменились в лице!

— Большая удача, господа, что я еще с вами после того, что со мной случилось. Не будь я таким храбрым, так был бы уже мертв. Представьте, каково человеку, на которого вдруг нападает злой дух. Он хоть и был в людском обличье, но глаза его горели адской злобой, ноги словно вывихнуты, а на руках когти[284].

И Ла Дандинардьер рассказал о происшествии на берегу моря. Как ни старались виконт и приор, им не удавалось сдерживать смех над этим воображаемым испугом. Они толкали друг друга локтем в бок и украдкой перемигивались, что весьма красноречиво говорило об их чувствах. В конце концов, после бурных восклицаний по поводу такого удивительного приключения, они посоветовали нашему мещанину сделать кровопускание, на что тот с радостью согласился, желая воспользоваться поворотом событий, чтобы выиграть время.

Он послал за лекарем, а гости в это время приступили к трапезе. Ла Дандинардьеру кусок в горло не лез, хоть он и был очень голоден, — ведь на море воздух возбуждает аппетит, как нигде более. Однако друзья стали его уговаривать, что поддержание сил необходимо для противодействия и людям, и злым духам. Ла Дандинардьер согласился и с таким усердием принялся поглощать пищу, что один съел больше своих гостей и всей прислуги.

Дом лекаря находился весьма далеко от замка нашего мещанина, и виконт с приором откланялись до его приезда. Они поражались безрассудству, с коим Ла Дандинардьер стремился сойти за потомка фаворита Карла VIII и заставить поверить, что злой дух потрудился явиться, чтобы его напугать. Они оба согласились, что это все чрезвычайно забавно и распутать сей клубок тайн под силу разве что барону де Сен-Тома, а посему и отправились к нему на ночлег и нашли его в обычном веселом расположении духа, хотя в жизни его не было особых причин для радости — стоило лишь вспомнить о его жене и дочерях, частенько подливавших дегтя в медовую сладость его обычного добродушия. Барон не скрыл от друзей шутку, которую сыграл с Ла Дандинардьером, показав им и того лакея, что так сильно напугал нашего мещанина, и предположив, что тут еще есть чем позабавиться. Де Сен-Тома пообещал предложить свои услуги в дуэли с Вильвилем и во всех подробностях живописать, каков будет Ла Дандинардьер, когда получит известие о предстоящем поединке. Каждый наперебой предлагал, как сделать эту историю еще забавнее. На следующий день барон не преминул навестить нашего великосветского простака.

К тому времени, как приехал лекарь, Ла Дандинардьер потерял уже всякое желание расставаться даже с каплей крови и подумал, что достаточно лишь пустить слух о кровопускании. Он хорошо заплатил лекарю, чтобы тот везде подтверждал и даже приукрашивал сей факт, приказав прислуге повторять за лекарем, а сам с забинтованной рукой улегся в постель.

Барон де Сен-Тома явился рано — Ла Дандинардьер еще не встал. Верный слуга Ален доложил, что не может разбудить господина по причине его плохого самочувствия. На это барон возразил:

— У меня очень важные известия, я непременно должен увидеть его. Поэтому, Ален, дружочек, проводи-ка меня в его комнату.

Слуга повиновался. Ла Дандинардьер лежал в кровати. На нем была ночная фуфайка черного сукна, бывшая когда-то камзолом. Подол отрезали, и теперь он свисал, обмотанный вокруг красного шерстяного колпака. Остальные предметы одежды на нем были под стать этому домашнему облачению.

— Как же так! — вскричал барон. — Вы спите, пока Вильвиль готовится вас уничтожить? Он сообщил, что вчера один храбрец приходил бросить вам вызов и подтвердить самые серьезные намерения. Не думаю, — добавил он, — что вы можете отказать ему в сатисфакции.