Она все больше распалялась. Ла Дандинардьер же сначала с тревогой прислушивался к ее ворчанию, потом принялся молить приора извиниться за свою неразумную горячность, и тот при поддержке барышень де Сен-Тома успешно добился прощения баронессы при условии, что и Ален, в свою очередь, тоже будет помилован. Заключить эти мирные договоры оказалось делом одинаково сложным. Мещанин чувствовал себя весьма уязвленным поведением слуги и никак не мог смириться со своим падением. Однако его любовь к Виржинии была столь сильна, что лишь ради удовольствия вновь увидеть ее у своего изголовья он пообещал баронессе простить Алена.
Меж тем слугу мучила совесть из-за той злой шутки, что он сыграл со своим господином. Он укрылся в амбаре, спрятавшись в стоге сена, и там уже почти задохнулся, когда один из посланцев барона отыскал его, чтобы сообщить хорошую новость: ему даровали прощение и просили явиться. Ален немного поколебался, не зная, что делать, и послал слугу к барону де Сен-Тома просить совета: вернуться ли ему в комнату или убежать подальше. Наконец его заверили, что можно вернуться. Мгновение спустя он уже стоял в изножье кровати с умоляющим видом. Его поза растрогала присутствующих, а баронесса предложила даже не делать ему внушение. Коротыш Дандинардьер любил широкие жесты и ответил госпоже де Сен-Тома, что всегда исполнит любое ее веление, в этом пусть уж не изволит и сомневаться.
— Дабы смягчить последствия ссоры, — молвила Виржиния, — прошу вашего внимания, ибо тоже хочу прочесть сказку. Надеюсь, вы найдете ее занятной, хоть она и весьма длинна.
— Если ее написали вы, очаровательная Виржиния, — сказал Дандинардьер, — то, я уверен, она придется по душе всем присутствующим здесь.
— Кто автор, я вам не скажу, — ответила девушка, — но, чтобы сразу исключить вашу пристрастность в мою пользу, заявляю: ее написала не я.
— Чья же она в таком случае? — воскликнул наш мещанин, напуская на себя вид знатока. — Уверяю вас, барышни, мне по нраву лишь ваши творения. Я пойду на край света, чтобы их услышать.
— Как приятно! — сказала Виржиния. — Вы любезны, как никто. Однако нельзя не признать и того, в каком изобилии приходят именно к вам самые красивые слова, самые благородные выражения, самые тонкие и значительные мысли, — вам же остается лишь труд выбрать из них лучшие, и вы всегда выбираете правильно.
— Ах! Ах! Моя принцесса! Вы сразили меня наповал, — ответил Дандинардьер. — Как точны ваши удары! Вы наносите их золотыми стрелами, но раны от того не менее тяжки. Прошу у вас пощады, прекрасная амазонка, я ранен, убит или близок к тому, но лишь от восхищения, от переполняющей меня признательности. Я…
— Довольно, мой друг, — рассмеялся барон. — Мы все очарованы любезностями, которыми вы тут обмениваетесь, однако беседа принимает слишком серьезный оборот.
— Чтобы сделать ее повеселей, — сказал виконт, — я предлагаю господину де Ла Дандинардьеру подумать о женитьбе.
— Я желаю, — заявил наш мещанин, выпятив грудь и состроив недовольную гримасу, при виде которой трудно было сдержать смех, — я хочу в жены девушку красивую и юную, богатую и благородную, но, самое главное, такую умную, чтоб она стала предметом восхищения нашего века и всех веков грядущих, ибо мне смертельно скучно будет в обществе персоны заурядной.
— Поведайте же нам, — попросил приор, — что можете вы сами предложить взамен стольких достоинств?
— Не пристало мне хвалиться, — ответил Ла Дандинардьер, — но, коли вы так настаиваете, я любезно отвечу, что в вопросе доблести и происхождения не уступлю дону Иафету Армянскому[340]
.После такого заявления вся серьезность графа мигом улетучилась.
— Какое великолепное сравнение! — воскликнул он. — Я всегда считал, что лучше не придумать.
— Раз вас вполне устраивают два этих моих достоинства, — вновь заговорил Дандинардьер, — то вы не будете разочарованы и моим имущественным положением, ибо я могу вам доказать, что доходы мои чисты и честны. А вот насчет моего ума и характера мне не позволяет ответить скромность.
— И то правда. Положительных качеств у вас предостаточно, — сказал виконт, — но один-единственный недостаток способен испортить все, и недостаток этот — корысть. Не место рядом с отвагой, благородным происхождением, тонкостью чувств и манер, какую только можно желать, гнусной страсти к материальным благам. Это бросает тень на все достоинства и пятнает ваш облик.
— Да, господин, — пылко ответил Дандинардьер. — Но я считаю, что, если не помышлять о материальном, нечего будет есть. Посмотрите на выдающихся мудрецов, которые знают, что один плюс один будет два. Они вовсе не так глупы, чтоб жениться, не получив при этом изрядного состояния. Я хочу достичь того же или умереть в стремлении к этому.
— Господин Дандинардьер, — воскликнул барон, — да этак вы на всю жизнь останетесь холостяком! И очень жаль, ведь молодцы вроде вас ценятся на вес золота. Проникнитесь же любовью к добродетели, откажитесь от страсти к стяжательству.