Кабинет фей

Дух, хорошо знакомый с тем лесом, понял, что это обезьяны[46]; в тот же миг он пожелал там очутиться. Наловил с дюжину разноцветных больших и маленьких мартышек, с большим трудом загнав их в большой мешок, после чего пожелал оказаться в Париже, — ведь он слышал, что там за деньги можно достать все что угодно. Он отправился к коллекционеру Дотелю[47], купил у него маленькую золотую карету, в которую запряг из них шестерых, с зеленой шерстью и в крошечных огненно-сафьяновых сбруях, расшитых золотом; затем отправился к знаменитому кукольнику Бриошé[48], где нашел еще двух превосходных обезьян: самую умную звали Брискамбий[49], другую — Персефорет[50], и обе были весьма галантны. Он нарядил Брискамбия королем и посадил его в карету; Персефорет послужил кучером; другие обезьяны были в костюмах пажей — ничего грациозней и придумать нельзя. Он поместил карету и разодетых обезьян в тот же мешок. И вот принцесса, еще не успевшая заснуть, услышала в парадном зале шум; тут ее нимфы поспешили доложить ей о прибытии короля Карликов. Карета как раз въехала в ее покои вместе с обезьяньей свитой; и простые обезьяны тоже отличались в проказах и фокусах, не отставая от Брискамбия с Персефоретом. На самом-то деле всем управлял Дух: он выпустил из маленькой золотой кареты макаку, державшую бриллиантовую шкатулку, и та с большим изяществом подала ее принцессе, которая поспешно ее открыла и нашла внутри записку

Какая благодать, какие чудеса!
Прекрасен сей дворец, пленит его краса!
Но это всё вовеки несравнимо
С единственной, что мною так любима.
Благословен сей сладостный покой,
Вы правите от мира в отдаленье,
Теряю с вами я рассудок свой,
Не смея вам раскрыть души томленье.

Легко догадаться об ее удивлении. Брискамбий сделал знак Персефорету идти танцевать с ним. Никакие прославленные Фаготены[51] не могли сравниться с этой парой. Но принцессу, поначалу хохотавшую до упаду, встревожили эти стихи, неизвестно откуда взявшиеся, и потому она распустила танцоров, хотя они и развлекали ее, и погрузилась в глубокие размышления, не в силах раскрыть такую странную загадку. Леандр остался доволен и вниманием, с каким принцесса прочла его стихи, и тем удовольствием, которое она испытала при виде обезьян; однако он сильно нуждался в коротком отдыхе, при этом опасаясь, что займет покои какой-нибудь из нимф. Походив еще по парадному залу, он наконец спустился вниз и вошел в открытые нижние покои, столь приятные и удобные, что лучше и представить нельзя: там стояло ложе, покрытое золотой и зеленой воздушной тканью, с жемчужными оборками и обшитое рубинами и изумрудами. Было еще светло, и стоило полюбоваться необычайным великолепием этого сооружения. Заперев хорошенько дверь, он уснул, но мысли о прекрасной принцессе много раз его будили, и, только подумав о ней, он не мог удержаться от влюбленных вздохов.

Он встал так рано, что весь извелся от нетерпения, когда же снова ее увидит; тут, осмотревшись, заметил он приготовленный холст и краски; сразу же вспомнил, что принцесса говорила Абрикотине о своем портрете; и, не теряя ни минуты (ибо он рисовал лучше самых превосходных мастеров), сел перед большим зеркалом и изобразил самого себя; потом на том же холсте нарисовал и овальный портрет принцессы, воображая ее так живо, что ему не нужно было видеть ее, чтобы сделать первый набросок; красоту принцессы он еще и незаметно приумножил. А раз он и за работу-то взялся только чтоб угодить ей, то и портрет вышел как нельзя лучше: на полотне он стоял коленопреклоненный и держал в одной руке портрет принцессы, а в другой — свиток, на котором было написано: В моем сердце она еще краше.

Когда принцесса вошла в кабинет, то с удивлением обнаружила там портрет мужчины; с еще большим изумлением разглядела она на картине и саму себя, а слова, написанные на свитке, дали ей обильную пищу для любопытства и мечтаний. Будучи здесь одна, принцесса не знала что и подумать о таком необычайном приключении; но она убедила себя, что это любезность Абрикотины; оставалось лишь выяснить, не был ли портрет этого рыцаря всего лишь игрой ее воображения; она вскочила и кликнула ее. Дух, в красной шапочке, был уже в кабинете, сгорая от любопытства увидеть дальнейшее.

Принцесса велела Абрикотине взглянуть на картину и сказать, что она о ней думает. Девушка вскрикнула, едва только посмотрев:

— Уверяю вас, сударыня, что это тот самый великодушный незнакомец, коему я обязана жизнью; да, это он, никаких сомнений: его лицо, его фигура, волосы и весь облик.

— Ты притворяешься удивленной, — сказала принцесса с улыбкой, — но ведь это ты его сюда поставила.