– Естественно, – кивнул доктор Холкомб. – Процедура отработана. Мы уже несколько лет практикуем такие операции. Хотя это чрезвычайно дорого, и поэтому мало кто может себе это позволить. Что касается твоего случая, то с травмами такой тяжести не выживают в принципе. Однако по чистой случайности жизнеспособное донорское тело оказалось в нашем распоряжении в то же время, когда у тебя остановилось сердце.
– Жизнеспособное донорское тело? – повторила я. Слова не шли с языка. – Вы о Никки Ховард? Как же так можно? Это ведь человек, в конце концов.
– Доктор Холкомб все понимает, Эм, – вставила мама.
Мы с родителями сидели на кожаных стульях напротив стола доктора Холкомба. Неподалеку от нас на диванчике устроились мистер Филлипс – юрист из «Старк энтерпрайзиз» – и доктор Хиггинс.
– А какое отношение имеет к моей операции «Старк энтерпрайзиз»? – спросила я.
На что мистер Филлипс ответил:
– Вы находитесь под опекой Института неврологии и нейрохирургии Старка – одного из подразделений больницы «Манхэттен дженерал». «Старк энтерпрайзиз» – основной учредитель института, единственное в мире медицинское учреждение, где проводится нейротрансгтлантация. Естественно, «Старк энтерпрайзиз» не афиширует существование института или свою с ним связь по некоторым, так сказать, этическим причинам.
– То есть для того, чтобы достать тело для пересадки, – догадалась я, – достаточно объявить, что в этом организме погиб мозг. И тогда – пожалуйста! – донорский материал готов.
– Ну, как-то так. Правда, в сильно упрощенном виде, – подтвердил мистер Филлипс.
– Эмерсон, – вступила доктор Хиггинс, – дело в том, что Никки Ховард страдала редкой формой врожденного порока мозга, о котором никто не подозревал. Жить с аневризмой – все равно что на пороховой бочке – может рвануть в любой момент. Так вышло, что у Никки произошло кровоизлияние в мозг практически в то же время, когда на тебя упал экран. В связи с растущими беспорядками администрация гипермаркета «Старк» распорядилась, чтобы в день открытия, помимо бригады «скорой помощи», дежурили еще и реаниматологи. Именно поэтому вы с Никки сразу же попали в руки квалифицированных врачей, которые сумели доставить вас до больницы живыми. Однако в больнице выяснилось, что шансов на выживание у вас не было. По крайней мере, по отдельности.
У папы заблестели глаза. Я никогда не видела, чтобы он плакал (разве что во время просмотра «Отчаянного ремонта» по ТВ).
– Когда мы приехали, ты была жива только благодаря специальной аппаратуре. Мы фактически уже прощались с тобой.
– А потом появился доктор Холкомб, – продолжила мама, у которой тоже стояли слезы в глазах. – Осмотрев тебя, он сказал, что, в принципе, можно попробовать тебя спасти. Хотя риск огромный. И возможно, будут осложнения.
– Например, проснуться в чужом теле? Такое осложнение ты имела в виду?
– Да, ты теперь совсем другой человек, Эм
Неужели это происходит со мной?
– Послушайте, – проговорила я, стараясь не разреветься. Как могли мои родители пойти на такое? Почему они согласились на операцию? – Это неправильно. Вы не имеете права так поступать. Извращение какое-то!
– А теперь, дорогая моя, послушай-ка меня, – раздраженно сказал доктор Холкомб. – О каком извращении ты говоришь, позволь узнать? Тысячам людей ежегодно ставят официальный диагноз – смерть мозга. А у тысячи других оказываются нежизнеспособные тела. Что плохого в том, чтобы дать человеку единственный шанс выжить? Кроме того, – добавил он уже более спокойно, – тебе вообще, по-моему, грех жаловаться. Я превратил тебя из смертельно раненной девочки в супермодель! Да многие девчонки просто душу бы отдали (причем буквально!), чтобы оказаться на твоем месте!
Конечно, во время операции доктор Холкомб своими руками вытащил мои мозги из тела Эмерсон Уоттс и аккуратно поместил их в тело Никки Ховард, пришив каждый нерв, но он меня совершенно не знал.
– Как же вы оперировали без моего согласия? – обвинила его я.
– За вас подписались родители, – сообщил мистер Филлипс.
Я укоризненно посмотрела на маму. Мы обе плакали.
– Иначе мы бы тебя потеряли, детка. Ты выжила только благодаря помощи мистера Холкомба и его коллег.
Я молча смотрела на маму. Может, сердце у меня теперь и чужое, но саднило оно, точно как мое собственное.
– Все понятно, – подытожила я, стараясь говорить по-взрослому, хотя писклявый голосок Никки сводил мои усилия на нет. – Неясно одно: как в «Старк энтерпрайзиз» планируют сохранить операцию в секрете, если в понедельник в школу придет Никки Ховард и будет при этом называть себя Эмерсон Уоттс?
Мистер Филлипс прокашлялся.
– Этого не произойдет, – спокойно произнес он.
– Но... – Я переводила взгляд с него на моих родителей, сидевших с совершенно побитым видом. Что-то было не так. – Обязательно произойдет. Не могу же я не ходить в школу.