— При чем тут чьи-то души? Такой киньян — фишка для привлечения клиентов, юридической силы в нем меньше, чем в рукопожатии. И ради этого вы чуть не выломали мне дверь — да неужели?
— Сделка действительна, — говорит Шули, стискивая столешницу. — Я отдал вам право, которое принадлежало мне по рождению. Мне нужно получить его обратно. Вы не можете оставить его себе, оно не ваше.
Хеми задумывается над услышанным. И то, как спокойно он слушает, доводит Шули до белого каления.
— Ради этого я покинул своих детей! — вопит Шули. — Покинул жену! Работу бросил, на х**!
Хеми вздыхает. Роется в карманах пиджака, потом встает, поворачивается на пятках, выискивая что-то взглядом. Проходит, огибая ящики, к койке. Тянет руку к стене, снимает с гвоздя какой-то маленький жестяной амулет.
— Вот, — говорит он. — Новый киньян. Отдайте мне назад те пятьдесят шекелей, а я отдам вам это.
Шули принимает талисман и отдает купюру в пятьдесят шекелей, которую Хеми всучил ему на балконе.
— Сим возвращаю то, за чем вы пришли. Траур снова принадлежит вам.
И, одержав эту невеселую победу, Шули стискивает амулет — приобретает право собственности.
Они сидят в квартире, разгребают всю мерзость того, что Шули разоблачил. Всякий раз, когда Шули кажется, что его разум осмыслил всю серьезность содеянного, он вновь вглядывается в эту немыслимую мешанину папок и пыльных футляров для бумаг, в пухлые связки вероломно выманенных искренних признаний и обманутого доверия, в связки душ, покинутых в адском огне.
У Шули плохо укладывается в голове масштаб происходящего, и он ходит по кругу, вновь и вновь заводит разговор с отправной точки.
— В моем случае, — говорит он, — во имя моего дорогого покойного отца?
— Ни одной молитвы, — говорит Хеми. — Ни одной.
— А две тысячи восемьсот? Люди из списка на сайте?
— Две тысячи семьсот девяносто четыре, — поправляет его Хеми.
— Это реальные люди?
— За каждого внесена плата, а потом…
— Кадиш не прочитан.
Шули зажмуривается, пытаясь помножить свою личную боль на число всех, кого коснулось это вероломство. Моргает, смотрит на Хеми пристально.
— Ничего себе… уйма народу.
— Сам удивляюсь, как их много, но заявки все приходят и приходят. Иногда одна в день. Иногда одна в неделю. Скажем так: в месяц в среднем примерно двенадцать человек регистрируются и вносят плату.
— Но, когда я снова вышел в сеть, чтобы отыскать вас, число увеличилось дважды, буквально за несколько минут.
— То огромное число на главной странице не подтасовано. Но когда вы заходите на сайт впервые, счетчик откатывается на два, а потом число снова увеличивается.
— Сайт чует, что это нужно проделать? Такое можно запрограммировать?
— Это стимул. Скорбящему кажется, что прямо при нем заключаются договоры. И потому клиентам не так одиноко, когда они наедине с компьютером делают выбор. Я ведь им сочувствую.
— Нет, ты никому из нас не сочувствуешь, ничуть! — говорит Шули, вскипев.
— Думаешь, между мной и тобой такая большая разница? Что ж, допустим, я не выполняю букву договора, но стараюсь, чтоб память об этих людях не пропала, — Хеми обводит рукой свой архив. — Здесь хранится всё. Каждый договор. Каждое досье. Типа как мемориал. Я в чем-то вроде сына, который знает, что полагается сделать, но платит деньги другому, чтобы тот сделал это за него.
— Не сравнивай, — говорит Шули. — То, что ты делаешь, противозаконно!
— Тогда вызывай полицию.
Но Шули не вызывает полицию. А трет себе щеки обеими ладонями.
Царапает щеки, потом яростно царапает подбородок.
Хеми смотрит на эти возбужденные манипуляции. И говорит:
— Можно задать тебе один вопрос?
Шули перестает царапать подбородок, смотрит Хеми в глаза.
— Как ты меня разыскал? Все эти годы я жду, что кто-то кинется на меня на улице и разорвет в клочья. Жду, пока какой-нибудь студент оттуда, снизу, догадается и выбьет мне зубы. А пришел ты. Из давно минувших дней, когда все только начиналось.
— У меня была карта. Мне ее дал один мальчик из моего класса, из школы, где я преподаю. Этот мальчик писал тебе про своего отца.
— Все равно невозможно. Нет следов, по которым ты мог бы прийти сюда.
— Когда ты отозвался, мы вставили в наш ответ картинку. Когда ты ответил, мальчик посмотрел на сервере и нашел айпи-адрес, который сам прицепляется к письму, — говорит Шули, повторяя то, что ему втолковывал Гавриэль. — И по координатам нашел спутниковый снимок улицы. Я не смог смотреть: слишком стыдно, это вторжение в чужую жизнь, — говорит Шули, краснея. — И мальчик нарисовал карту места, где ты находишься. К сожалению, неточную. Только перекресток улиц. Но когда мне казалось, что kaddish.com существует взаправду, я думал, что найти тебя будет гораздо проще.
— Очень умно и очень ловко. Ось икс-игрек. Молодцы.
— Когда ешива отыскалась, но там — ни тебя, ни компьютера, я стал ждать. Это затянулось надолго.