Кадын взяла мешок, развязала, заглянула внутрь хладнокровно, потом опустила руку и потянула голову за светлые волосы. Алатай приказал себе не жмуриться и не отворачиваться – вот сейчас появится мертвое лицо, страшное, искаженное лицо иноземца, миг назад бывшего живым, и до чего же спокоен царь, до чего ж ее сердце равнодушно к жизни и смерти, что так легко достает руками отрубленную голову человека, которого сама только что отравила! Она удовлетворенно кивнула, стянула мешок и отдала в руки ошалевшему охраннику:
– Передашь это своему царю. И не смей говорить, как ты не сберег раба, если хочешь сберечь свою жизнь. – А потом крикнула боевым голосом: – Уходим, воины! Праздник еще не закончился!
Аратспай подхватил ее на свои широкие плечи, и вся линия с гиканьем и пьяными песнями вышла из загона и двинулась по тропе к ярмарочной поляне. Алатай, растерянный, чувствуя себя забытым, стоял и смотрел, как они уходят. Но уже удаляясь, царь обернулась и бросила на него взгляд, и он тут же сорвался с места, следуя за ними.
Они отошли от загона, и вдруг Алатай заметил, что царя нет на плечах поющего Аратспая. Так же шумно линия продолжала путь, а он свернул в сторону и снова пустился к ручью.
Он и правда нашел их там – Кадын, Каспая и мертвого чужеземца. Тот лежал у самой воды, и Кадын, опустившись на одно колено, поила его из крошечного сосуда. Алатай так растерялся, что не сразу понял, что голова у чужеземца на месте.
– Он умер, умер, – с печалью и жалостью бормотал добросердечный Каспай. – Отпусти его, царь. Пусть идет в Бело-Синее. Мы опоздали.
Больной и правда был столь слаб, что не мог даже глотать, царь поддерживала его голову, чтобы он не захлебнулся. Жидкость вытекала у него изо рта, стекала по щекам и капала на траву. Но все же что-то попало ему в желудок – вдруг тело его снова стала бить судорога, потом он закашлялся, и только Кадын успела перевернуть его на живот, как его вырвало.
Когда она опять положила чужеземца на спину, он глубоко и тяжело дышал, а потом открыл глаза и обвел всех затуманенным, но сознающим взором. Царь черпнула воды из ручья, омыла ему лицо и дала напиться.
– Где плащ, Каспай? – спросила Кадын. – Ему надо тепло.
– Ему надо в чертог дев, царь, – отозвался Каспай. Казалось, он сам стал соображать плохо от всего, что увидел. Алатай же почти не чуял себя и не понимал, что творится. – Только там могут помочь. В чертоге…
– Он не доедет, – сказала Кадын, вглядываясь в лицо чужеземца. Тот все еще смотрел кругом большими глазами, и недоумение в них было близко к безумию. – Ему нужен брат, залог его жизни. Ты можешь стать ему братом, Каспай?
– Те! Уже трижды я резал руку с верными друзьями, царь! – отозвался тот с горечью. – Четвертого быть не может.
– Четвертого быть не может, – повторила царь, не сводя глаз с чужеземца, и эти слова прозвучали прощанием. – Воин! – вдруг обернулась она к Алатаю. – Воин, кто ты? Давно ли ты посвятился?
– Две луны назад, – ответил он глухо, с трудом разжимая губы и чувствуя, как шерстяные уши шапки намокли от дыхания.
– У тебя уже есть побратимы?
– Нет, царь.
– Воин, подойди сюда. Дай свою руку. Духи привели тебя в этот час.
Как завороженный, Алатай приблизился и протянул правую ладонь. Быстро, одним движением царь рассекла кожу повыше запястья сперва ему, потом чужеземцу, и стала сцеживать кровь в подставленную чашу.
– Молока нет, будет вода, но от этого ваш союз не станет слабее, – сказала она, потом передала чашу Алатаю, и тот сделал глоток с замиранием сердца, чуя вкус крови. Остальное она отдала чужеземцу, тот откинулся навзничь, лишь пригубив, и забылся.
– Воин, ты теперь отвечаешь за чужую жизнь своей жизнью, – сказала Кадын, глядя Алатаю в сердце. – Скачи в чертог дев, отвези больного. Надо успеть за два дня. Дольше ему не продержаться. Это далеко, но ты успеешь. Возвращайся потом, я тебя награжу.
– У меня нет коня, – молвил Алатай. Он чуял себя так, будто глотнул хмеля, а не крови.
– Возьмешь коня Каспая. Мы думали, ему ехать. Но видно, это твоя доля. Ступай.
Алатай кивнул, и царь тут же поднялась с колен и канула в темноте леса. Было слышно только, как шумит ручей.
– Те, времени мало, воин, – отвлек Алатая Каспай. – Пошли.
Вместе они подняли чужеземца на плаще и стали закреплять на спине коня. Все случившееся еще не осело в сердце Алатая.
– Скачи же, – сказал Каспай. – Конь добрый, умный, поможет. Но торопись, не поторапливаясь. Иначе весь яд перемешается у него с кровью.
Алатай уже сидел в седле и готов был крикнуть «йерра». Он чуял уже, что жизнь его изменилась. Еще раз предстало перед ним все, что только что произошло, и чудо, несомненное чудо, которым царь вернула жизнь чужеземцу, вдруг так поразило его, что он развернул коня.
– Друг! – крикнул в спину уходящего Каспая. – Послушай, друг! Но как же голова? Я ведь сам видел в мешке голову, светловолосую человеческую голову!