Каджар-ага[Избранные повести и рассказы]

— А ты не бойся! Ты не бай, не кулак и не чиновник эмира, ты батрак, а батраков всех принимают. Сапа обидно, конечно, что родной его брат поступил так нехорошо. Ты ушел на чужбину, он был мальчишкой, а воевал с белыми бандами, голодал, мучился и все-таки добился счастья. На его месте ты бы тоже не радовался, если бы он пришел сейчас из Афганистана… А ты вот что… Когда будут принимать тебя в колхоз, ты пойди с Черкезом. Он хороший человек, он поддержит тебя.

Акгуль-эдже и Сахи сидели возле кибитки на солнце. Дул легкий весенний ветерок. По небу плыли серебристые облачка.

К ним подошла жена Сахи с девочкой на руках. Увидев Акгуль-эдже, девочка запрыгала, вытянула ручонки и всем телом потянулась к бабушке.

Бабушка заулыбалась, зацокала языком, встала и взяла внучку на руки.

— Ну что ж, я так и сделаю, — сказал Сахи и тоже встал.

Он не привык сидеть без дела, взял ведро с глиной и пошел чинить забор.

4

В правлении колхоза "Коммуна" за столом, покрытым красным сукном, сидели Сапа, члены правления и бригадиры. Перед ними, у стены, сидели на скамейке бородатые тощие старики, вернувшиеся из Афганистана.

Секретарь правления, перебирая пачку заявлений, лежавших перед ним на столе, сказал:

— Из тридцати заявлений нерассмотренным осталось только одно — заявление Сахи, тоже о приеме в колхоз…

— Как одно? — хмуро прервал его Сапа. — А где же заявление вон того отца? Разве он не подавал?

Сидевший в углу седобородый старик в рваном халате и с длинным посохом в руке забеспокоился, встал и сказал:

— Как не подавал? Подавал. Вы уж не забудьте меня, пожалуйста, сыны мои! Я хочу работать…

Секретарь порылся в бумагах.

— Верно, есть. Вот что он пишет: "В колхоз "Коммуна" от Клыча, сына Курбана… Прошу принять меня в колхоз. Я по дурости своей ушел из аула в Афганистан, прожил там двенадцать лет хуже собаки, отощал, обессилел. Вы ведь сами видели, каким я пришел оттуда. И теперь вся моя надежда только на вас. Примите, пожалуйста. А работать я могу. Что скажете, то я и буду делать…"

— Так… Хорошо, что ты понял свою ошибку, — сказал Сапа, ласково посматривая на старика. — Только ты напрасно думаешь, что колхозник все равно что батрак, что ему скажут, то он и делает. Нет, колхозник-то и есть хозяин колхоза. Он сам соображает, что надо делать и как лучше сделать, и говорит об этом на собрании. Если он предложит что-нибудь дельное, народ одобрит и сделает все, что он скажет. И тех, кто подсказывает нам, что надо сделать, мы больше всех уважаем. У нас так в колхозе. Так ты понял свою ошибку?

— Ах, сын мой, поймешь, когда все потеряешь. Ведь у меня теперь ни кибитки, ни осла, ни одежды. Еле дотащил сюда тело с душой. Да ведь Сахи, брат твой, с нами пришел. Он же рассказывал тебе, как мы там жили?

Сапа сразу нахмурился и спросил:

— Кто еще будет работать из твоей семьи? Или ты один?

— Все будут, если найдется работа. Семья у меня большая, разве один прокормлю?

— Работа всем найдется, только бы не ленились. Ну как, примем? — спросил Сапа, обращаясь к бригадирам и членам правления.

— Конечно, примем, — сказал один из членов правления. — Он всю жизнь батрачил.

В это время в правление вошел Черкез, а следом за ним Сахи. Черкез сел за стол рядом с бригадирами, а Сахи робко присел возле двери и, опустив голову, стал нервно крутить в руках лист тутовника, который он сорвал по дороге в правление.

— Вот заявление Сахи, — сказал секретарь правления, передавая помятый клочок бумаги Сапа.

Сапа сдвинул брови и сказал:

— Вот он сам пришел. Полюбуйтесь на этого труса. Он испугался, как бы Амударья не пошла вспять, выпросил у голодной матери последнюю лепешку и удрал, бросил мать на произвол судьбы. А вот теперь он узнал, что такое афганский кнут, настегали его там, он и пришел сюда и хочет примазаться к нашему казану, чтоб набить себе брюхо. Судите сами, стоит ли принимать такого?

— Стоит, — сказал Черкез, порывисто встав со скамейки. — Он ушел от нас не потому, что был врагом советской власти. Он и понятия не имел, что такое советская власть. Ведь он же был безграмотным, забитым батраком. Его одурачили эти подлецы баи. Если мы приняли сегодня в колхоз таких же, как он, почему же нам не принять его? Дайте мне его в мою бригаду! Я дам ему участок, и вы увидите — он искупит свою вину честным трудом.

— Верно, верно говорит Черкез! — поддержали Черкеза бригадиры и члены правления. — Надо принять и Сахи!

И Сахи приняли в колхоз.

На другой день, когда багровое солнце чуть показалось над горизонтом, он уже усердно работал на отведенном ему участке.

Сахи вырос в поле с кетменем в руках и с детских лет не знал, что такое безделье. Он отлично умел обрабатывать хлопчатник, пахать, сеять ячмень и пшеницу. К тому же он был добросовестным, трудолюбивым работником. Потому-то бай, у которого он батрачил много лет, дорожил им и не пожалел языка, чтоб уговорить его уйти вместе с ним в Афганистан.