Каена

— Чьи палицы? — холодно спросила Каена. — Насколько давно умерли их владельцы? Достаточно ли они будут жечь.

— Это лучшие, Ваше Величество.

Она слабо кивнула. У них скоро и не будет других — Златые Деревья гниют.

Как ослабели Вечные, умирая! Каена давно уже не видела настоящего оружия. Того, с которым они шли на Тварей Туманных.

Ей хотелось дотронуться до ядовитой поверхности. Королеве казалось — она способна выдержать. Но глупо было бы умереть за один шаг до истинной цели, за мгновение до того, чтобы получить его. Того, о ком она думала столько лет. Сто двадцать лет правления, сотни, тысячи убийств, мириады кристалликов выпитого волшебства — и всё ради того, чтобы какой-то дурной девчонке отдать всё, что у неё только было?

— Я так тебя ненавижу, — выдохнула Каена. — Если он опять выбрал… Ту же ошибку. Ты смертная. Ты просто жалкая смертная.

Шэрра в последний раз подняла голову. Она видела, как натягивают толстые перчатки на руки эльфы, как медленно подступают к палкам.

— Ты не меня ненавидишь, — прошептала она. — И не понимаешь. Ты должна благодарить Златой Лес за то, что он у тебя есть.

— Он привёл тебя сюда. Швырнул к моим ногам — умирай! — выдохнула Каена. — И ты говоришь, мне стоит кого-то благодарить за такого мужчину?

— Да, — кивнула Шэрра. — Стоит.

— Неужели? И ты даже не скажешь, зачем он это сделал? Можно умереть быстро, — королева скользнула кончиками пальцев по её щеке. — Она умерла быстро. Ты — будешь мучиться.

— Лишние часы — лишние шансы выжить, — Шэрра усмехнулась. — Палицы слабы.

— Ты не ощущала на себе ни единой.

— Ты тоже.

Каена отступила от неё на шаг — на два, на три. Она застыла на самом краю, на границе пыточной, почти у двери, и будто бы отчаянно пыталась сбежать, не решалась, впрочем, переступить через эту тонкую грань и не услышать ни восклицания, ни вскрика.

Шэрра сжала зубы. Она знала, как это будет. Каена — не представляла себе даже, но ей и не надо.

Шэрра поняла бы, если бы Роларэн её предал.

Шэрра поняла бы, если б оставался верен до конца.

Она зажмурилась, позволяя боли проникнуть сквозь кожу.

Роларэн наносил ей удары в бою. Теперь несчастные эльфы, смертные, гадкие, глупые, прижимали огненные палицы к её плечам, покрывали кожу клеймами — Шэрра закрывала глаза и тонула в чужой ненависти. Она знала, что останутся шрамы, но разве это имело значение после смерти?

Один из эльфов упал — не выдержал отчаянного жара пытки. Обнажённой кожи шеи коснулась палица, смертельный приговор.

Она ещё дышала. Опустила голову, зная, что это не поможет, смотрела в пол — наблюдала, как с её же тела стекали капельки крови.

Шэрра знала, даже лучше, чем должна, что нынче думала Каена. Зачем было переходить дорогу? Спряталась бы. Не возвращалась.

Она склонилась к ней, подняла голову за подбородок, и по запястьям стекали капли алой крови.

— Сколько же в тебе жизни, смертная? — прошептала Каена.

— На целую Вечность, — хрипло рассмеялась Шэрра, жмурясь — будто бы ей в глаза лился невообразимо яркий, такой безумный, такой сильный свет.

Каена отпрянула. Ей вдруг будто бы стало больно — она подала ещё один знак.

Она раз за разом приказывала наносить удары — пока от крови пол не превратился в бордовый ковёр, такой скользкий наощупь…

Эльфы отступили. Она для них всё ещё была красива — окатили водой из ведра, и ран, казалось, было не так уж и много. Спутавшиеся волосы, спадавшие на плечи, обрамлявшие опущенное лицо красивым венком, будто бы послужившие рамой для картины пыток.

Хриплое дыхание, смешанное с кровью, тоже в определённую награду — они прислушивались к тому, как затихала, умирая, Шэрра.

Они прислушивались и впитывали её смерть.

Каена отступила.

Ей казалось, что это будет просто. Уничтожить ту, что посмела встать на её пути. Просто прижать палицу к её сердцу. Просто позволить ей умереть — истечь кровью или сойти с ума от боли.

Но каждый удар отражался в ней самой. Почему Роларэн каждый раз возвращался к прошлому? Почему?

— Теперь она наша? — привычно спросил один из стражей.

Второго они давно уже швырнули к Тварям. Того, что не перенёс пытки чужой эльфийки — того, что не сумел удержать даже такую слабую палицу, такую слабую душу в руках.

Ещё один теперь вооружился щипцами, пытался поднять палицы, тяжело дышал, опасаясь, что хотя бы одна коснётся к нему.

— Оставьте это здесь, — приказала Каена. — Они больше никому не пригодятся.

— А тело?

Шэрра уже не дышала. Каена была готова поклясться в этом — но она всё ещё чувствовала на себе пронзительный взгляд карих глаз, что будто бы прорезали, пытались пронзить её насквозь своим поразительным холодом.

Она чувствовала, как осуждающе родители в памяти качали головой.

Мать — всегда болезненная, всегда смертная, — смерила её таким взглядом, словно… Пыталась отречься. Уродка. Зачем только спасли? Зачем?

Отец коснулся волос. Поцеловал в лоб — оставил вечное клеймо, — и она подняла голову, заглядывая в родные глаза. Единственный, кого она когда-либо любила. Единственный, за которого была готова отдать всё на свете.

— Ваше Величество, а тело?