Каена

Каена вышла из камеры — стражи у неё хватало. Это ведь просто смертные.

Тело.

Они просто хотели мёртвую девушку — она ведь достаточно похожа на красавицу даже сейчас, со множеством ран на покойном теле, на пепле без души? Они — испорченные существа, гадкие, пропахнувшие этой смертью. Для неё самой это испытание — что она посмеет ответить?

Они шагнули следом за нею к выходу, но Каена захлопнула двери пыточной, решётчатые, пропускающие свет снаружи. Покачала головой.

— Ради тебя, папа, — прошептала она. — Ради тебя.

В пыточной потемнело. Ветер задул все свечи, которые принесли для королевы — и для палачей, что не могли увидеть в темноте дальше своего носа. Откуда здесь взяться ветру?

Каена смотрела на мёртвую девушку, обвисшую на цепях. Смотрела, как внизу кровь обагрила камни, как растекалась по всему свету.

Как из клетки с Тварями выползали осколки туманов.

— Ради тебя, — повторила она. — Ведь ты хочешь, чтобы я так поступила.

Она видела, как один из эльфов подошёл во мраке к покойной эльфийке, поднял её голову — вероятно, пытаясь оценить полученное, — и что-то ошеломлённо выдохнул. Но Каена не хотела разбирать слова — и стоило ли? В любом случае, они не могли проронить ни единой разумной мысли, даже случайно.

Её отец не хотел бы, чтобы кто-то притронулся к телу покойницы. Мёртвым уже всё равно, а живые оставляют пятна. И пятен в последнее время слишком много.

У этой девочки даже не было Златого Дерева.

Подделка — не эльф.

Шэрра. Так же, как и звали Её. Ту, что разрушила всю её кособоко счастливую, красивую жизнь, такую нежную, такую мягкую молодость раскрошила одним ударом своего приказа.

Юродивая. Исцелённая Вечной кровью.

Но ни одна кровь не даровала ей силы. Ни одна — кроме крови её отца. Ни одна — кроме алых капель, отданных им добровольно.

Шэрра.

Проклятое имя.

…И Каена дёрнула за рычаг, а после зашагала уверенно к лестнице, оставляя за своей спиной все крики, все вопли и весь ужас, на который она обрекла эльфов — и мёртвое, не способное уже ничего чувствовать тело.

Она слышала, как завопили стражи.

Рычаг открыл клетки с Тварями Туманными. И они ринулись, голодные, на жертв. На труп. На ещё живых, но вечно бездушных эльфов. После них не останется даже лиственного пепла, только обглоданные кости на полу.

— Когда твари уйдут в клетку и наедятся — закроете, — равнодушно сказала она оставшимся снаружи стражам. — Я не нуждаюсь в вашем сопровождении.

…До неё рокотом, эхом донёсся громкий звериный вой.

Глава двадцать восьмая

Год 120 правления Каены Первой

Он смотрел в ледяное, застывшее без движения отражение в зеркале с каким-то странным презрением. Картинка, статичная и молчаливая, отвечала тем же — так же спокойно протянула руку, так же одёрнула пальцы, словно холод стекла обжёг их. Роларэн не отступил — по зеркалу пробежала волна иллюзии.

Ему хотелось утопить в отражении всё собственное горе. Всё, о чём мог думать. Она воскресила его имя — зачем? Зачем Каене было вспоминать обо всём этом?

Рэн полагал, что будет намного легче. Возможно, он просто в очередной раз ошибся.

Он чувствовал — на собственной коже, — как его обжигали чужие палицы. Чувствовал удары проклятой пыточной, о которой, казалось, давно уже успел позабыть.

Каена думала, что сумеет его унизить, если прикажет отрубить острые кончики ушей, но они не успели убрать даже мечи, прежде чем магия исцелила и вернула всё, как было. Она полагала, что в нём больше любви будет от того, что она ударами этих орудий пыток оставит множество шрамов на спине, но разве в этом мире можно любить кого-то, тем более королеву, сильнее, чем он?

Роларэн усмехнулся — сам себе, сам своему отражению. Сегодня это всё закончится.

Он потянулся к кулону, висевшему на шее, и сжал его в руке. Он выпивал из него до остатка весь яд, который только мог отыскать. Он впитывал в себя то, что могло причинить боль кому угодно, кроме Каены.

Кровь текла по запястью будто бы тонкой алой ниткой. Роларэн сумел заставить себя разжать ладонь только тогда, когда в кулоне практически ничего не осталось, и тот упал на пол, громко отчего-то зазвенев. По мрамору будто бы даже пошли трещины — но эльф равнодушно проводил их взглядом и потянулся за украшением.

На сей раз он не повесил его себе на шею. Иллюзия едва-едва держалась — вот-вот свежая, очищенная от яда палица должна была появиться на свет. В душе Каены — слишком много боли, крови, жути… Логично — это не может навредить ей самой. Не может разрушить хозяйку сотворённого кошмара.

В зеркале иллюзией пылало огромное Златое Дерево. Роларэн смотрел на Каениэль, на дерево, родившееся задолго до него, но предназначавшееся для Каены. Удивительно — как можно было просуществовать целую вечность исключительно для кого-то одного… Для кого-то, кто не оправдает надежд?

Пальцы сами по себе потянулись к кулону, но Рэн одёрнул руку, не позволяя себе дотронуться до металлической поверхности, скользившей льдом по измученной, отравленной коже. Он не позволил себе этого сделать — просто смотрел, как медленно, лист за листом, опадало то, за что однажды боролись.