Кафедра

Из университета нам разрешают уехать в половине десятого. Все мы – и я, и Сашка, и Алла с Таней, – находимся в таком подавленном состоянии, что всю дорогу до Купчино проделываем в полном молчании. И хотя Танин дом находится от университета гораздо дальше, чем Аллин или мой, первой Давыдов решает доставить именно Рогозину. Врачи дали Тане успокоительное, и она уже не дрожит и не плачет – она безучастна ко всему, и при ней мы произошедшее не обсуждаем. Но когда после езды по темным, без малейшего признака цивилизации, окраинным улочкам она выходит из машины перед своим подъездом (и с неожиданной твердостью не разрешает нам проводить ее до квартиры), Прудникова спрашивает:

– Вы думаете, это несчастный случай?

Вопрос повисает в воздухе.

– Не понятно, как она могла там оказаться? – продолжает Алла. – Зачем вообще кому-то могло понадобиться заходить в архив? Что там есть, кроме пыльных бумаг и старой техники?

Мы снова не отвечаем. Я боюсь, что меня опять начнет тошнить. А Сашка… Сашка, кажется, не доволен тем, что так чудесно начавшийся вечер, суливший столько приятных минут в обществе небезразличной ему женщины, превратился в кошмар.

– Девочки, давайте поговорим о чём-нибудь другом, – предлагает он. – Думаю, нас еще вызовут в полицию, но это будет завтра, а сегодня…

– Вызовут в полицию? – испуганно переспрашивает Прудникова. – Зачем? Разве мы не ответили на их вопросы?

– Что вы, – вздыхает Сашка, – думаю, они еще и не начинали их по-настоящему задавать. За сегодняшний день все сотрудники кафедры побывали на складе, кто-то мог что-то видеть или слышать. Да вы же сами понимаете – происшествие слишком серьезно.

– Ужасно, что всё произошло именно в тот день, когда ключи от архива были у нас на кафедре, – Алла тоже вздыхает. – Конечно, вопросы – простая формальность, но в визитах в полицию приятного мало.

– Алла Сергеевна, я думал, мы договорились – ни слова больше об этом! Может быть, заедем поужинать в ресторан? – вдруг предлагает Сашка. – Только не считайте меня бесчувственным – мне тоже очень жаль эту девочку, но помочь мы ей ничем не можем, и оттого что мы забьемся сейчас в свои норки, лучше ей точно не станет.

Алла вздрагивает:

– Да что вы, Саша! После такого – думать об еде!

Сашка не сдается:

– В ресторане можно не только есть – можно пить хорошее вино и разговаривать.

Мое мнение, похоже, никого не интересует.

– Звучит заманчиво, – Алла сидит к нему вполоборота, – но только поговорить в ресторане не получится – там обычно громкая музыка. А для танцев настроения нет совсем. Может быть, лучше заедем в «Библио-кафе»? Оно совсем рядом, и там подают восхитительные пирожные.

– Замечательно! – одобряю я. – Туда и поезжайте. Только меня высадите по дороге.

Попытка оставить их вдвоем оказывается довольно неуклюжей, и Прудникова смущается.

– Нет, нет! – испуганно поворачивается она ко мне. – Давайте поедем вместе!

Через пять минут мы сидим в уютном зале за крохотным столиком. Через десять – пьем горячий кофе и едим, действительно, недурные пирожные со сметанным кремом.

– Алла, а почему вы решили стать преподавателем? – любопытствует Сашка.

– Не знаю, – она пожимает плечами, – как-то само собой получилось.

– Мне всегда казалось, что девушки мечтают совсем о другом.

– И о чём же, по-вашему, мечтают девушки? – улыбается она.

– Они мечтают быть актрисами, манекенщицами, журналистками.

О журналистках он говорит, кажется, не задумываясь.

– Вот как? – она отодвигает блюдце с остатками пирожного. – Впрочем, может быть, вы и правы. Хотя я сама никогда не мечтала быть актрисой. А уж журналисткой, тем более – для этого нужна богатая фантазия.

Никакого волнения в ее голосе я не слышу.

– Дружный у вас на кафедре коллектив, – хвалит Сашка.

Она в ответ неопределенно хмыкает.

– Я ошибся? – удивляется он. – У вас нет подруг среди коллег?

– А с кем там дружить? – с вызовом спрашивает она.

До сего момента я предпочитала смотреть в окно. Но на такие слова невозможно не обратить внимание.

– Неужели не с кем? – еще больше удивляется Сашка.

Тут к окну отворачивается она. И отвечает, не глядя на нас.

– Со Сташевской или Степанцовой, которые думают, простите за грубость, только о мужиках? Или с Кондратюк, которая о мужиках вовсе не думает? А может, с этой чудачкой Варенькой, которая каждому готова помочь и от каждого ждет только хорошего?

– А разве это плохо? – вмешиваюсь я. – Плохо, если хоть кто-то в наше время верит во что-то светлое?

– Да что вы, это замечательно! – язвит она. – Только так не бывает! Понимаете, Алиса Афанасьевна?

– Нет, не понимаю, – честно признаюсь я.

Я не могу сказать, права она или нет, – я плохо знаю тех людей, о которых она говорит. Да и ее саму, в общем-то, тоже почти не знаю.

– Думаете, интересно общаться с людьми, которые могут перепутать Чайковского и Чуковского? Которые читают не книги, а новости в социальных сетях? – она чеканит каждое слово.

– Может быть, не интересно, – сомневается Сашка, – но неужели вы судите о людях только по уровню их интеллекта? И неужели вы думаете, что интересным может быть только тот, кто обладает энциклопедическими знаниями?