Я тоже одеваюсь, жалея, что мы с Сашкой не догадались предложить Варе свозить ее на почту. То, что Давыдов об этом не подумал – понятно, – ему Алла весь свет заслонила. А вот почему не подумала я – не понимаю.
Я собираюсь взяться за ручку двери, но та распахивается сама по себе. Я вздрагиваю и делаю шаг назад.
На пороге стоит Таня Рогозина с лицом цвета мелованной бумаги. В распахнутых глазах – ужас.
– Там, там … – бормочет она и подносит ладошку к дрожащим губам.
Кирсанов, несмотря на свое не очень трезвое состояние, быстрее, чем я, догадывается взять ее под руку и подвести к своему стулу.
– Танюша, что случилось?
Говорить она не может. Я наливаю воды в стакан и подаю ей. Но пить она тоже не может – зубы бешено стучат о стекло.
– Нужно позвать врача, – решает Вадим.
Я хватаюсь за мобильник, нахожу номер Елизаровой. Частые гудки.
– Занято!
– Я сбегаю до медкабинета, – Кирсанов уже почти трезв.
– Вы-вы-вызовите скорую, – большая часть воды из стакана выплескивается девушке на одежду, но она этого не замечает. – На складе – женщина. Ей, кажется, плохо.
Вадим выскакивает в коридор, бросая на ходу:
– Алиса, вызови «скорую». Я – на склад.
Девушка уже рыдает. Мокрый свитер уже не согревает ее худенькое тельце, и она дрожит – то ли от холода, то ли от страха.
Я набираю номер скорой помощи. Женский голос интересуется возрастом больной и симптомами заболевания.
– Да не знаю я! – ору я в трубку. – Меня попросили позвонить. Может быть, сердечный приступ.
– Нет! – кричит лаборантка. – Там – кровь. Много крови.
Мне становится не по себе.
– Кажется, нужна еще и полиция, – говорю я и, убедившись, что врач на том конце провода меня поняла, опускаю трубку на рычаг.
Плечи девушки мелко трясутся.
– Послушайте, вы можете посидеть тут одна? – я понимаю, что это свинство – оставлять ее одну в таком состоянии, но Вадим тоже сейчас один – только там, в помещении архива, где много крови. – Я должна предупредить вахтера.
Она кивает несколько раз, и я бегу вниз.
Еще идут занятия на вечернем отделении, и тишина коридоров нарушается только звонким цоканьем каблуков моих туфель. Редкие студенты, что попадаются мне на пути, шарахаются от меня в стороны. Импозантный мужчина в очках выглядывает из кабинета и, кажется, пытается сделать мне замечание. Я не слышу.
У ведущей в архив двери дежурит вахтер. Рядом – женщина в синем рабочем халате.
– Туда нельзя, – строго говорит он.
– Я подежурю тут вместо вас, – так же строго говорю я. – А вы встречайте врачей и полицию.
Я распахиваю дверь. Вадим стоит прямо у порога – тоже бледный и испуганный.
На бетонном полу распласталась девушка, одетая в спортивный костюм «Адидас». Светлые волосы ее отливают красноватым цветом.
Меня начинает тошнить – посреди огромной лужи крови лежит тот самый металлический аппарат для разрезания бумаги.
Девушка худенькая, светловолосая. Красивая или нет, сказать трудно – лицо залито кровью, длинная челка сползла на закрытые глаза.
У черно-белого костюма «Адидас» – красноватый оттенок, и даже на выскользнувшей из рук большой, блестящей сумке – кровавые пятна.
– Молоденькая-то какая! – слезливо роняет за моей спиной женщина в синем халате. – И какой изверг на нее руку поднял?
Мне становится холодно – и от мрачной сырости подвального помещения, и от этих слов, так страшно прозвучавших в здании университета, где сотни педагогов каждый день сеют разумное, доброе, вечное в умы и сердца таких же юных, как эта девочка, студентов и студенток.
– Перестаньте говорить глупости! – сердится Вадим. – Как вам такое только в голову пришло? Это – несчастный случай.
Его авторитет в вузе слишком велик, чтобы кто-то решился с ним спорить. И женщина молчит, но явно остается при своем мнении.
Темно-красная лужица уже подобралась к тоненьким пальцам, и кажется, что девушка царапает этот холодный бетонный пол – до боли, до крови.
Я чувствую тошноту и прислоняюсь к стене.
– Выйди отсюда! – командует Вадим.
Я послушно поднимаюсь наверх, к запасному выходу – там, на улице, дождь и свежий воздух.
Кирсанов выходит следом за мной.
– Где здесь туалет? – слышу я собственный шепот.
Что-то начинает стучать в висках. Я смотрю на огромный стенд, висящий у самых дверей, но не могу различить ни единой буквы. Я знаю – еще секунда, и остатки торта, шампанского и конфет выплеснутся на грязные лестничные ступени.
Вадим хватает меня за плечи.
– Алиса, успокойся!
Как будто бы я могу на себя повлиять!
– Да, это страшно. Страшно, непоправимо, и мне тоже очень ее жаль. Но так бывает иногда – нелепая случайность!
Думать именно так оказывается проще, удобней. Удобней для всех – кроме, конечно, той бедной девочки.
Полиция приезжает раньше врачей. Люди в форме задают стандартные, соответствующие случаю вопросы. Мы стандартно отвечаем.
Снежная королева