Кафедра доверия

Один раз случилось, что парень поднял руку, чтобы ударить мальчика, когда тот пройдет мимо. Фрэдди шел впереди и как будто не оглядывался. Но когда рука взметнулась, она сразу же пошла вниз под действием силы тяжести — на руке повис Фрэдди. Он прыгнул молча и молча же держал враждебную руку до тех пор, пока мальчик, сделав быстрый шаг вперед, не сказал:

— Хватит, оставь его, Фрэдди!

Ростом Фрэдди был невелик, но никто из буйной компании и не подумал двинуть его ногой или поднять камень. Один из компании даже с некоторым уважением пробурчал:

— Ученая собака, поди в милиции учили!

Случай, который жизнь почти сравняла со страницами калифорнийца Джека, произошел позднее, Фрэдди был тогда в полном расцвете ума и физических сил.

Вместе с хозяином он отправился в лес километрах в пяти от города. Гуляли они долго и возвращаться решили уже при закате солнца. Лес был тесный, густой, больше хвойный, чем лиственный, и малознакомый.

Внезапно Фрэдди остановился и показал глазами туда, вперед, куда они хотели направиться.

— Ты устал, хочешь отдохнуть? — спросил хозяин.

— Нет, другое! — ответил глазами Фрэдди. А хозяин не понял.

— Идем тогда, тут нам ближе к дому будет! — двинувшись вперед, решил начальник экспедиции.

Фрэдди пошел, но у самой ноги хозяина. И только они вступили в хвойный сумрак, молодая рысь спрыгнула прямо перед ними в сухой мох, прижалась, выгнулась и — трах! — кинулась на человека, но столкнулась на лету с прыгуном Фрэдди. Конец жизни эрделя уже был тут как тут, но не посмел предъявить свои права — мальчик выхватил прямой финский нож, которым до этого срезал палку для игры с Фрэдди. И так как эрдель крепко висел на передней лапе зверя, другу Фрэдди удалось нанести верный удар.

Рысь все же взвилась на дыбы и успела сломать собаке переднюю лапу и два ребра. Второй удар решил ее судьбу, она повалилась. Нож выпал из руки, победителя трясло от волнения — впервые он сражался, спасая две жизни. Фрэдди лежал на траве и весь был, как и рысь, в крови. Но он поднял голову, когда мальчик опустился рядом с ним на колени. И видно было, что оба они теперь еще точнее знали, что же это такое — дружба человека с собакой.

Оставив рысь в лесу, хозяин на руках понес Фрэдди домой. Знакомый ветеринар не отказался вечером прийти на улицу Коммунаров, принял нужные меры, и началось долгое, нелегкое лечение переломов.

За рысью утром съездил на мотоцикле сосед. Шкура рыси, хоть и не зимняя, была довольно хороша и долго служила ковром в одной из комнат дома.

Восемь лет после этого случая прожил Фрэдди со своим хозяином. И я знал, что первая собака так и осталась первой в памяти и сердце того, кто в двадцатых годах века был мальчиком.

Блюстители порядка

Индийские бегуны — двести яиц в год!

Утки каюга — одно название чего стоит!

Порода хаки-кемпбелл с оперением защитного цвета!

Руанские, по окраске в точности как дикие утки, но по весу куда там диким за руанскими!

Я был мальчиком. Теперь мне порой кажется, что это было тогда, когда в России писал три романа с названиями, начинавшимися на «О», Гончаров, а в Англии выходили первые записки Пиквикского клуба. Действительно, дальние дали. Мальчики бывают разные. Теперь им подавай схемы радиоприемников, и мечтают они о мотоциклах и мопедах. Когда я был мальчиком, мечтали о футбольных мячах с настоящей кожаной покрышкой, а в футбол играли красно-синими резиновыми или делали покрышку для камеры из обрезков не слишком толстого брезента.

В футбол я поигрывал, даже считался многообещающим голкипером, но принадлежал к довольно редкой породе тогдашних мальчиков. Перечень пород уток и восклицательные знаки в первых строчках рассказа говорят об этом. Это было мое настоящее и главное — куры, утки, мой эрдель Фрэдди, наши кошки, щеглы, чижи, изабелловые и зеленые кенары, дрозды в парке, совы на дубах в августовских темных и звездных ночах.

По двору ходили мои виандотские куры. У них на сероваточерном фоне оперения красовались серебряные нагрудники, похожие на панцири воинов далекого прошлого. От профессора Котельникова отец принес мне молодую черную минорку. Когда она стала нестись, она несла одно яйцо утром, другое вечером, потом пропускала один день, и снова бывало два длинноватых яйца в белой, как у всех средиземноморских пород, скорлупе. Американо-азиатские виандоты и полосатая курица плимутрок клали яйца округлые, с розовато-коричневой скорлупой.

— Ну что ты будешь делать с утками! Воды ближе чем в парке нет, а им плавать надо! — говорила мама.

Однако пара молодых появилась в моем «опытном хозяйстве». Селезень был белый, с черным надхвостьем, с черными завитками над ним и с черными крапинками около маленьких глаз. На крыльях у него были ромбовидные зеленые «зеркальца», ходил он как пингвин и был, стало быть, помесью от индийских бегунов. Утка была по окраске такой, как каюга в моей «утиной книжке», написанной Осиповым, — черной с красивым белым нагрудником. На ходу она не выпрямлялась, ходила держась горизонтально.