Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Возвели Вы Россию на степень политического могущества, которое тревожит Европу и внушает Австрии, Пруссии и Германскому союзу страх за собственное их существование. Вдобавок выказали Вы таланты, свидетельствующие, что умеете Вы распоряжаться колоссальною властью. Тревога по сему поводу не может успокоена быть личной Вашей умеренностью, ибо ни одно государство не должно безопасность свою основывать на моральных качествах соседа, а Политика не только о настоящем заботится, но и о будущем. Итак, существует лига великих держав, против Вас действующая <тех самых, которые себя Вашими союзниками именуют>; не может она не существовать <хотя о себе и не объявляет>, и цель ее есть не что иное, как желание Вас ослабить. Но какими средствами? Конечно, не войной. <Желают они войны избежать, потому что обернулась бы она неминуемо к выгоде исполина, когда бы пришлось ему сражаться с пигмеями, которые сообща действовать не умеют, если доходит дело до боя.> Для ослабления Вашей империи прибегают к Политике <и рычаг, к которому прибегают, заключается в том, чтобы Вас занять> и полагают, что добьются цели, если сосредоточат Ваше внимание на бесплодных переговорах, которые Вас удаляют от истинных Ваших интересов и отнимают у Вас ту популярность, которая в 1813 году Вас кумиром всей Европы сделала. Бросьте взгляд, Государь, на конгрессы, которые состоялись с тех пор, включая Венский, на их число, их длительность, на труды, каких они Вам стоили, на предметы обсуждения и их направление[645]. А сегодня Вас приглашают также влиять на состояние дел в Америке – Вас, у кого нет флота, который бы командовал на море так, как командуют Ваши армии на континенте, а ведь против Вас выступать будут Англия и Соединенные Штаты Америки. Но дело не только в этом; все, что сделано было и Европе <человечеству> (исключая кабинеты) не пришлось по нраву <вся отвратительная сторона этих переговоров>, – все это Вам в вину ставят. Именно Вы, подсказывают публике наемные писаки, попрали основания законной власти; именно Вы принудили к покорству Неаполь и Сардинию, не даровав им конституцию, какую даровали Польше; именно Вы восстановили права короля Испании, а нечто вроде амнистии вырвал наконец у этого жестокого короля герцог Ангулемский[646]. Вы на окраине Европы царствуете; нет у Вас авторов, чей голос слышен бы был европейской публике; <советуют Вам даже от публики подальше держаться> в чужих краях запрещают все писания о России, как за нее, так и против, тогда как в распоряжении прочих держав миллионы писателей имеются и общественным мнением управляют. Потомство, <надеюсь> разумеется, за Вас отомстит, если отыщет подобающие анналы; но отыскать их не сможет; вдобавок речь идет о настоящем времени и настоящих Ваших интересах.

<Но, Государь, позвольте мне Вам сказать, что облегчаете Вы существенно чужестранцам исполнение их замыслов посредством своих военных поселений[647]. Они сейчас Ваши средства истощают, а лишь только устроятся окончательно, раздробят Империю, если не в Ваше царствование, то в царствование Вашего преемника. История это доказывает, а Ваши мелкие соперники уже эту пору поджидают. Сии поселения суть надежда Европы. Охотно предоставлю тому доказательства в другой записке.>

Бросьте взгляд, Государь, на Ваши сношения иностранные, и поймете Вы, что величайший гений не способен противостоять стольким противникам разом: расчетливому хладнокровию Англии, хитрости князя Меттерниха, тайным махинациям кабинета Версальского. Не называю Пруссию. Она с Россией граничит и парализована возвращением рейнских провинций; лавирует, как может, раздавленная ролью, какую ей Фридрих II завещал <тайно берет она сторону Ваших так называемых союзников>. Но все эти заговоры не более чем паутина, которую разорвете Вы с легкостью, если вспомните об истинных своих интересах, если заговорите на языке собственных Ваших правил, которые Вашим союзникам не по вкусу. Надеюсь, Государь, что доброе Ваше сердце не будет Вам впредь советовать в дружбу Ваших собратьев верить, ибо дружба эта никогда на деле не существовала, а существуй она даже на деле (но этого быть не могло, ибо слабость <Франца и Фридриха Вильгельма[648]> этих господ не способна ни при каких обстоятельствах смешаться с <энергией Александра> Вашей мощью), всегда уступать будет и не сможет не уступать интересам Политики.