Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Греки – Вы, должно быть, удивитесь, что написал я Вам две страницы о Ваших сношениях политических, их не назвав, – греки просят Вашей помощи[649]

как люди, как древняя нация, как христиане, причем христиане греческие <вероисповедания греческого>. Сия тройственная мольба, к Вашему сердцу обращенная, не могла Вас не тронуть, а между тем Вы их оставили и даже их депутатов не приняли! Но ведь их освобождение создало бы Англии соперника в Средиземном море, который бы через двадцать лет во всех морях с нею соперничать стал; но ведь их освобождение создало бы для Австрии опасного соседа, который бы ее отвлекал в будущих столкновениях с Россией; но ведь их освобождение раздробило бы Турцию, вследствие чего эта держава не смогла бы Вам больше палки в колеса ставить в любой войне, и отняло бы у Франции вечную ее надежду влиять на дела Леванта. – Итак, не ради защиты законной власти заставили Вы замолчать естественное Ваше чувство и пожертвовать Вашими интересами; это Политика дерзнула сыграть на Вашем чувстве справедливости, после того как она Мальтой завладела, Ионическими островами, мысом Доброй Надежды, Венецией и проч.

Впрочем, не посредством обращения Ваших доводов против них самих, метода, Вас недостойного, намерен я перед Вами интересы греков защищать; хочу и должен я их защищать именем публичного права, человечества и Религии.

Право, это верховное правило морали, должно первым возвысить свой голос. Вы, Государь, в теории вовсе не отрицаете, что существует такой уровень угнетения гражданского и религиозного, которого нация, порабощенная варварами, долее терпеть не может, не рискуя прослыть достойной своего унижения и своих бедствий. Признали Вы на практике, что тирания турок этого уровня достигла, в противном случае взяли бы Вы сторону султана, как взяли сторону королей неаполитанского, сардинского и испанского. Вдобавок дела до того дошли, что правительство турецкое уже объявило о своем намерении, если победу одержит, истребить греков или переселить их как рабов в Азию, и по понятиям своей варварской морали оно право, потому что никогда не сможет греков полностью поработить. Те способы, какими оно с греками войну ведет, недавняя резня на Псаре суть предвестия того, что дальше произойдет. Так вот, у нации столь жестоко угнетаемой имеются всего три способа гнет облегчить: ходатайство перед тираном, вмешательство чужестранных держав и мятеж. Первый способ испокон веков употреблялся без успеха, и в этом отношении можно применительно к недавнему времени в известном смысле правительство турецкое оправдать, ибо даже если бы обнаружилась у него добрая воля, недостало бы у него сил ее в ход пустить, ведь им янычары помыкают, а любой из его пашей затевает мятеж, когда ему заблагорассудится. Не будучи более способным своих соплеменников сдерживать, как могло бы оно защитить греков <ненавидимых мусульманами>? Но заслуживает ли подобное правительство номинального существования, какое ему Европа предоставила? Слабость к краху ведет; таков закон природы и в физике, и в политике, и в морали.

Вмешательство чужестранных держав не состоялось, потому что нет судьи там, где нет жалобщика. А жалоба <или даже просто ходатайство> перед чужестранными державами уже есть проявление мятежа, более грозное и опасное, чем прямые попытки освободиться. Вдобавок опыт последних лет доказал, что ходатайства <увещевания> чужестранных держав никакого действия не производят.