Таково, полагаю я, состояние дел, и кажется мне, что положение это от действий британского министерства не слишком переменилось. Важно лишь понять, предпочтут ли греки независимость игу; это, впрочем, не подлежит сомнению, и декларация временного правительства Нафплиона большинством греков принята не будет, если только появятся у них средства свою независимость отстоять. Франция и Австрия захотят такие средства предложить, но безуспешно; первая – по причине своей отдаленности, слабого флота и намерения сохранить свое влияние на Порту, ради которого посольство такие круглые суммы тратит; вторая – потому что ей по-прежнему полгода требуются, чтобы один полк отправить в поход, и потому что князь Меттерних, должно быть, не захочет показать, что его англичане провели. Покуда эти две державы будут соображать, торговаться и проч., в Греции все уже закончится и разрастется, если нужно, до сотни парусов, чтобы свою власть над новыми территориями поддержать.
Вы, Государь! единственный, кто в дело вмешаться может; ибо переговоры вести в такой момент, как теперь, – значит не делать ничего[693]. Начните с того, чтобы над событиями взять верх, и затем делайте, что пожелаете. Триста тысяч русских штыков и несколько орудий для осады одни только могут вырвать греков из рук алчных англичан и превратить Грецию в государство европейское и монархическое <с королем и представительной конституцией на манер польской>. И сделать это надобно непременно, если не хочет Россия лишиться своей черноморской торговли и покориться английской монополии во всех торговых сношениях с Левантом. Ибо будьте уверены, Государь, что, если Великая Греция подчинится Англии, самое большее через два года Малая Азия свергнет оттоманское иго и англичане вынудят Турцию уступить им с этой стороны Дарданеллы и Скутари (не следует о Гибралтаре забывать), благодаря чему сделаются они хозяевами входа в Черное море <а это им прекрасные пути в Персию обеспечит>, что для русской торговли в этих краях смертельно опасно. Англичане вдобавок мечтают со времени египетской кампании Бонапарта стать владельцами Суэцкого перешейка, чтобы его перерезать и в Калькутту добираться в два раза быстрее, чем сегодня, а к цели их приведет сосредоточение мощных сил на этом азиатском берегу. Ведь Малую Азию от Суэца отделяет только Сирия, пустыня, которую у Порты отобрать легко, открыв перед набожными греками перспективу освободить Святые места от власти мусульман. Египет противиться этому не станет, потому что, когда эта операция его от Турции отделит географически, воспользуется он давно ожидаемой возможностью от нее отделиться политически. Англия признает новые государства американские, чтобы их торговой посредницей сделаться, а одна английская компания уже составила план перерезать Панамский перешеек. Выполнив эти два намерения, Англия весь земной шар с двух сторон охватит, и военные и торговые ее корабли станут повсюду насаждать законы Альбиона. Соединенные Штаты Америки составляют в своем полушарии противовес этому морскому колоссу. Греция должна и сделать это в нашем полушарии <и владеть Суэцким перешейком подобает не кому иному, как ей>.
Благоволите, Государь, не принимать обширные эти виды за грёзы. Основаны они на природе вещей, и убедитесь Вы, что все это исполнится. Всеобщий интерес в том состоит, чтобы Греция была независимой. Ваш интерес – в том, чтобы Россия на Черном и Каспийском море главенствовала, чтобы Вашей нации сохранить ее самую прекрасную отрасль торговли. Итак, надобно действовать. Учтите вдобавок, Государь, что воевать Вам придется в любом случае. Война неизбежна, и коли так, надо ее по своей воле вести, а не по воле событий. Возможность ее начать – и притом немедля – для меня бесспорна; ведь не сомневаюсь я, что не остались Вы праздным наблюдателем великой драмы, которая в Вашем соседстве разыгрывается, и приготовились так или иначе в дело вмешаться, когда обстоятельства того потребуют. Единственное препятствие, которое преодолеть надобно, это недоверие греков. Но от него и следа не останется, если отправите Вы к ним Каподистрию полномочным послом.
Благоволите, Государь, в политическом моем усердии видеть исключительно пламенное желание, чтобы совершено было дело поистине доброе, . <Алчу я политической славы и огромных преимуществ, которые> <Увидите Вы, Государь, что все, к чему клонится общий порядок вещей, сбудется.>
220. Г. Ф. Паррот – Александру I
Государь!
Нуждаюсь я в безраздельном Вашем доброжелательстве, чтобы обеспечить участь мою в последние годы жизни. Забудьте же письма мои о Греции, которыми, возможно, я Вас прогневил. – Нет, не так: благоволите, напротив, о них вспомнить и увидеть в письмах этих настоятельное желание Вам служить, даже невзирая на риск Ваши милости утратить.