Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя

Для Брода же секс и искупительная сила женщин были делом серьёзным. «Из всех посланников Бога, – писал Брод, – Эрос говорит с нами наиболее решительно. Он быстрее всего ставит человека перед славой Божьей». В отличие от христианства, которое, по словам Брода, делает при слове «плоть» «кислое лицо», иудаизм разворачивается во всю свою силу. «Великолепное достижение иудаизма, – пишет Брод в своем 650-страничном философском трактате „Язычество, христианство, иудаизм“ (1921), – освещающее тысячелетия, – это признание земного чуда, самой чистой формы божественной благодати, «божественного пламени», именно в любви – и не в какой-то разбавленной духовной форме любви, а в прямом эротическом упоении мужчины и женщины»¹¹.

Точно так же многое зависит от эроса и в произведениях Брода. Так, в его небольшом романе «Чешская служанка» (Ein tschechisches Dienstmadchen, 1909) показан уроженец Вены немец Уильям Шурхафт – лингвист из Праги Павел Эйснер (1889–1958) называет его «символической фигурой еврейского интеллектуала из круга пражской буржуазии». Уильям влюбляется в молодую замужнюю чешку, которая работает горничной в его отеле, и получает от нее «сладкое чувство истинного существования». Литературный критик

Лео Герман, тогдашний председатель Пражской ассоциации «Бар-Кохба», заметил: «Молодой автор, по-видимому, считает, что национальные проблемы могут быть решены в постели». (Как вспоминал Брод, прочитав это замечание Германа, «я в ярости вскочил».) А в 1913 году венский писатель Леопольд Лигер обвинил Брода в том, что он сочиняет свои любовные стихи в постели¹².

«Молодой автор, по-видимому, считает, что национальные проблемы могут быть решены в постели».

Роман Брода «Три любви» (Die Frau Nach der Man Sich Sehnt, букв. «Женщина, которую желают мужчины», 1927) можно рассматривать как намёк на драматичные отношения между Кафкой и его любовницей, чешской переводчицей Миленой Есенской, бывшей замужем. Милена была в равной степени занята как верностью прозе Кафки, так и неверностью своего мужа. Герой Брода находит чистую любовь в Сташе, в «священном экстазе, дарованном женщиной», в «призыве из вечного небесного дома, обращённого к нашим душам». Сташа, как и Милена, не может и не будет бросать своего мужа, несмотря на его делишки. (Брод познакомился с мужем Милены Эрнстом Поллаком в пражской литературной среде, а имя для своей героини, скорее всего, взял у одной из самых близких подруг Милены, переводчицы Сташи Йиловской.) В 1929 году по роману Брода был снят немой фильм с Марлен Дитрих в роли Сташи.

Кафка, напротив, в дневниковой записи от 1922 года задавал себе вопрос: «Что сделал ты с дарованным тебе счастьем быть мужчиной? Не получилось, скажут в конце концов, и это всё»¹³. Кафка также отмечал, что некоторые из литературных предшественников, которыми он восхищался больше всего – Клейст, Кьеркегор, Флобер, – всю жизнь оставались холостяками. «Ты избегаешь женщин, – говорил Брод Кафке, – ты пытаешь прожить без них. Но этого не получится». (Эту критику он переносил и на некоторых персонажей, созданных Кафкой. Так, он обвинял Йозефа К., героя «Процесса», в неспособности любить (Lieblosigkeit).

«Ты избегаешь женщин, – говорил Брод Кафке, – ты пытаешь прожить без них. Но этого не получится».

Тем не менее Брод часто искал совета Кафки, когда сталкивался с превратностями юношеской любви. Так, в 1913 году Брод увлёкся Эльзой Тауссиг, будущей переводчицей с русского и чешского языков на немецкий. Кафка отметил, что «я сильно поощрял Макса и даже смог помочь ему определиться». Но после их помолвки Кафка заметил, что «когда всё было сказано и сделано, он фактически отдалился от меня».

Словом, это была не просто дружба, а литературная взаимосвязь между двумя совершенно разными типами людей – между гениальным писателем и писателем «вкусовщины», который признавал гениальность первого, но не мог её разделить. В этих запутанных взаимосвязях возникает ряд вопросов: как Кафка воспринимал произведения Брода? И был ли Брод случайным спутником литературного творчества Кафки или каким-то внутренним движителем его писаний?