Кайкки лоппи

Делать нечего. Сверху в свою подзорную трубу глядит в дрянь пьяный Ван Дер Плаас, сзади ревут вентиляторы, спереди нет-нет, да и брызнет через клюз волна, как гейзер. В каютах спят урки, беспокойно пытается устроить свое тело в удобной позе упившийся пивом Синий, а им, троим, выпало спасать от разорения кампанию.

Порченный контейнер стоял как раз по носу, вместе с тремя другими, находясь на приличном – длиной в трюм – расстоянии от других.

– Ну и запах тут у вас! – сказал дед, когда они забрались на место. Пахло действительно премерзко – так тухлая рыба не воняет. Позднее, с содроганием вспоминая те ароматы, Джон удивлялся: как некоторые бывалые люди характеризуют тот дух «сладковатым»?

Макута ничего не ответил, только развел руками, а боцман вообще отвлекался: он, как самый опытный человек на палубе, начал поднимать и отряхивать свои ноги. Действительно, с контейнера не только оглушительно пахло, но и текло.

– Да здесь минуса при погрузке и не стояло! – сказал Джон и указал на приборную доску. Там маленькое электронное табло указывало +0,5 градуса Цельсия.

– Обманули, сволочи, – резюмировал старпом. – Может быть, можно попытаться как-то исправить?

– Боцман! Свети! – приказал дед, так как фонарь оказался у того в руках.

Но урка-боцман, вместо выполнения, направил фонарь сначала в лицо Макуте, потом на колено Джону, потом вообще куда попало и, в конце концов, вообще его уронил. Тот, как шпагой, на краткий миг, пронзив ночное небо, улетел куда-то под крышку трюма.

– Ты чего? – удивился полуослепленный старпом.

Но боцман ему не ответил, он сам чуть не полетел за фонариком, дед еле успел перехватить. Обморок – дело привычное. Не хватает кислорода, высокая температура окружающего воздуха, организм – бац, и отключился от перегрева. Но такое случается в основном в трюмах, где свежее дыхание ветерка напрочь исключено. Поэтому туда, как правило, и лазили по трое: один работает, другой светит, третий в отключке.

Дед пожал плечами, Макута подхватил увядшего земляка под ноги, и они вдвоем выволокли босса на край крышки. Расположили так, чтобы свежий ветер задувал в лицо, но одновременно вместе с этим не сдернул вместе с головой прикрепленную к ней каску.

– Чего это он? – спросил старпом.

– Может, съел чего? – предположил дед.

Однако жертвоприношение не помогло, рефконтейнер не заурчал своим компрессором и не понизил температуру. Наоборот, на панельке уже читалось +0. 7 градуса. За фонариком лезть было неохота, но тут в очередной раз гордо расправилась из несерьезной облачности луна, так что стало совсем светло.

Дед начал один за другим проверять предохранители, вызванивая их поочередности тестером. Как и ожидалось – все в порядке. Что делать дальше, Джон, конечно, знал, но не очень. Отвлекшись на работу, он и не заметил, что Макута очень напрягся, даже просто одеревенел, замерев. От вони хотелось блевать или тоже хлопнуться в обморок.

– Господь – пастырь мой. Я ни в чем не буду нуждаться – он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды, ради имени своего, – внезапно донеслось до слуха деда шепот старпома, который он и сразу воспринять-то не смог. Слова, произносимые на английском, показались Джону знакомыми.

– Если я пойду, и долиною смертной тени – не убоюсь зла, потому что ты со мной. Твой жезл и твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу ввиду врагов моих, умостил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни, – закончил Макута.

– Аминь, – сказал дед.

– Аминь, – согласился урка.

«Боже мой, да это же двадцать второй псалом Давида!» – узнал, наконец-то, Джон. Не успел он поинтересоваться в столь необычных в таком месте словах, как Макута показал пальцем куда-то вбок:

– Смотри!

Там по носу судна, ближе к правому борту стоял еще один из этих рефконтейнеров-изгоев. Джон, уставился на него, чувствуя подвох, но, не понимая пока, в чем именно. Белый ящик, ничем не примечательный, разве только вполне работающий: на панели были различимы «минус двадцать восемь». Все, как и положено. Поворачивая голову к Макуте, дабы выяснить, в чем же дело, он замер на полуобороте.

Есть обычное зрение, которым нормальный человек видит вполне хорошо. А есть еще и какое-то боковое, кое часто упоминается при описании конфликтов: будь то война или свирепая драка возле ресторана «Дружба» совсем незнакомых между собой людей. Им тоже владеют все, только степень детализации и, стало быть, ясности, зависит от врожденных способностей или тренировки, если хотите. Вот этим самым пресловутым боковым зрением Джон и увидел на той самой пустой крыше то, отчего зашевелились у него волосы не только на голове, но и на всем теле, и тоже захотелось, подобно Макуте, произнести Слово Божье. Однако никаких подобающих случаю в памяти, почему-то не оказалось, только одни маты.