Кайрос

– В чем моя вина? – спросил старик под шорох волн.

– Люди перестали верить, люди перестали надеяться. У них больше нет богов, а молитвы подобны луковой шелухе. Небо нас не слышит, не слышит и море. Наши слова падают, словно птицы, пораженные мором. Люди сказали, что если ты умрешь, в наш мир вернется вера, и боги снова примут нас.

– Тогда убей меня как можно скорее, – сказал третий демон. – Мне не нужен мир, в котором нет веры.

Отрок-муж убил третьего демона. И стало хорошо.

Солнце сияло сквозь радужные дожди, травы оплетали ноги, и все дышало любовью, мечтой и верой, пока он шел обратно к людям.

Но когда он вышел из-за моря, когда он спустился с гор, когда он миновал кромку леса, люди встретили его ножами и вилами.

– Ты обманул нас, – сказали они. – Ты убил не тех демонов. В нашем мире по-прежнему нет ни любви, ни радости, ни веры. Мы умираем, и никто не в силах нам помочь. Может, если мы убьем тебя, то вновь обретем утраченное?

– Тогда убейте меня, – сказал повзрослевший отрок-герой. – Мне не нужен мир, в котором нет любви. Мне не нужен мир, в котором люди не знают, зачем живут. И мне не нужен мир, в котором нет веры.

И люди убили его.

Солнце засияло ярче. Горное эхо запело громче. Море вторило вечными мантрами.

Ничего не изменилось.

Перед закатом пришли три демона и похоронили героя.

Первый демон плакал.

Второй – смеялся.

Третий – пел песни.

И только время улыбалось и бежало, бежало, бежало…

* * *

– Не поздновато ли?

Казус затянул пояс на халате и пропустил их в квартиру.

– Только не начинай, пожалуйста, – Кира сбросила туфли и, шатаясь, прошла в свою комнату. Щелкнул замок.

– Напилась?

– Скорее, эмоциональное потрясение. Шок. Я почему-то думала, что вы носите парчовый.

Казус затянул пояс.

– В парчовом неудобно. И холодно. Все время мерзну. Так от чего шок?

– Чаю нальете, скажу.

– Проходите.

Казус замешкался в коридоре. Из зеркала на него смотрел усталый немолодой мужчина в нелепом полосатом халате. Халат показался пошлым. Жизнь – неудавшейся.

– Где же вы?

Он разозлился. Эта женщина чувствовала себя в его доме как в своем собственном.

– Вы заняли мое место, – сказал брюзгливо и почувствовал еще большее отвращение к себе.

Что она тут делает? Зачем так откровенно смотрит на него? Чего хочет? И, главное, чего он сам хочет? Ее? Павел Сергеевич изумился мысли.

Мара в ответ усмехнулась, словно услышала.

– Не подсижу.

– Какой чай пьете? Черный? Белый? Зеленый? Красный?

– Красный. Каберне. И танина побольше.

Казус хмыкнул, достал бокал, бутылку. Нарезал сыр. Вывалил на блюдце оливки и маслины.

– А сами?

Казус достал второй бокал.

– Давайте, Мара, сразу с вами договоримся. Один бокал без глупостей, и я вызываю вам такси.

– Без глупостей?

Ее губы были влажными и пахли… Он украдкой взглянул на этикетку. Вино с нотками вишни, крепкими танинами, оттенком молочного ириса и легким ароматом березовых почек.

– Мне вот что интересно… Кто из вас Киру воспитывал – вы или жена? Думаю, что жена. Только никчемные бабы могут сделать из своих дочерей таких никчемных образцово-показательных девочек. А хорошие девочки знаете, куда попадают?

– Куда?

– В том-то и дело, что никуда они в конечном итоге не попадают. В лучшем случае рожают дочерей и делают из них свое же подобие. В худшем – остаются в девках и до старости губы кривят: «Меня так воспитали».

– Вы зачем мне сейчас все это говорите?

– Киру жалко.

– Вы способны на жалость? – Казус позволил себе снисходительно улыбнуться.

– В отличие от вас – да, способна. Вы – нет.

– Откуда такие выводы?

– Люди для вас ничто. Они хуже таракана. Вы отрываете по лапке и наблюдаете, когда же сдохнет очередной имярек – после первой оторванной лапки или после четвертой. И все эмоции, которые вы испытываете, скука.

– У вас образное мышление, – признал Казус. – С зоологическим уклоном, но… даже забавно. Я в вас не ошибся. Итак, я не люблю людей. Допустим. Но это же не преступление, не так ли?

– Не преступление, – кивнула Мара. – Если только вы не занимаетесь практической помощью людям, которые вас не интересуют. Вы ставите на них эксперименты.

– Мара, вы начинаете меня разочаровывать, – Казус откинулся на спинку стула, прижался к стене и потерся об нее, словно кот – сытый, вальяжный, матерый. – Сколько пошлости и морализаторства. Кстати, не замечали, что морализаторство – всегда пошлость? Неужели вас возмущает мысль об эксперименте?! Именно этим вы сами занимаетесь дни напролет. Так же, как и я, ставите на людях эксперименты. И на моей дочери тоже.

– Кира мне нравится.

– Неужели? И чем же? Назовите хоть одно качество, которое в ней есть и которое вам может понравиться.

– Она хочет меняться.

Казус аккуратно поставил бокал на столешницу и налил вина ровно на три четверти.

– Кире было двенадцать лет, когда она пришла из школы и сказала, что с завтрашнего дня в ее жизни все будет иначе. У нее появятся друзья. Она станет отличницей, ее все будут любить. Ну, и прочее в том же духе. Я поинтересовался, что так повлияло на нее. Оказывается, в школе был конкурс красоты, и Кира вызвалась в нем участвовать.

– Заняла последнее место?

– Вы проницательны.