Насчет того, как работники-мужчины воспринимали меня, я не вполне уверена: увидеть себя чужими глазами труднее всего. Подозреваю, они не могли не заметить мою агрессивность и ироничность. Но меня это никак не волновало. Я надеялась, что мое трудолюбие – единственное качество, которое я по-настоящему ценила, – компенсирует все мои недостатки. Когда к нам прибывала новая партия товара, я, как и наши работники, носила тяжелые коробки, невзирая ни на какую рабочую иерархию или гендерные роли. Когда уборщики недостаточно чисто мыли туалеты, я хватала ершик и делала это сама в качестве демонстрации того стандарта, к которому они должны стремиться. Я знала, что начальник-мужчина не стал бы учить работников на личном примере, особенно если дело касалось бы такой недостойной, бытовой функции, как мытье унитазов. Даже будучи беременной, я продолжала заниматься физическим трудом без оглядки на дополнительный вес. Я была дивным зрелищем: тридцатидвухлетняя прямолинейная, грозная, таскающая коробки владелица книжного магазина. Вот наши работники и дивились! Я была слишком молодой, чтобы годиться им в матери, и слишком старой по египетским меркам, чтобы быть беременной.
Напряженность между мной и моими работниками-мужчинами наконец достигла апогея одним прохладным воскресным утром в январе 2006 года. Я шла по улице Двадцать шестого июля на работу, одетая в темно-синие джинсы для беременных, которые натирали мне торчащий пупок. Это были единственные штаны, в которые я еще влезала. Черное боди без рукавов кое-как собирало в кучу мои выпадающие телеса. Сверху на него я надела просторный черный вязаный кардиган с огромным воротом, который, как я надеялась, сделает менее заметными мои выпирающие части.
Я шла, вцепившись в ремень от компьютерной сумки так, словно он мог дать мне какую-то опору. При каждом шаге я говорила себе: «Я пойду на работу, какой бы измученной и несчастной я себя ни чувствовала». Это была не первая моя беременность – до этого я уже родила Зейн, – но в прошлый раз я не чувствовала себя такой беспомощной, усталой и неуравновешенной. Я боялась, что окружающие тоже заметили эту разницу.
Прямо у входа в магазин ко мне подошел улыбающийся молодой человек в свободно болтающейся на его худощавом торсе футболке с Майклом Джексоном. Судя по его возрасту и потертым джинсам, он был, возможно, вылетевшим из школы подростком, который работал подмастерьем у механика или сантехника. На лбу у него поблескивали капельки пота. Он подошел так близко, что я почуяла запах его тела, смешанный с лимонным одеколоном. Он что-то сказал – я вынула наушник из уха, чтобы расслышать: может, хотел спросить что-то о Diwan. Продолжая идти, теперь уже мимо меня, он повторил: «Хорошо тебя отодрали, грязная девчонка». Кровь ударила мне в уши. Перед глазами возникли пульсирующие красные пятна. Меня всю бросило в жар. Я собрала силы, которые еще не успела поглотить моя парализующая ярость, и заорала: «Да, меня отодрали! Я раздвинула ноги, как и твоя мамаша, которая произвела на свет такого гнусного выродка, изображающего из себя мужика!» Брань вырвалась из меня, как воздух из развязавшегося воздушного шарика. Парень дал деру. Я попыталась рвануть за паршивцем, но мое надутое тело было не разогнать – и я еще больше разозлилась на свою ярость, от которой у меня перехватило дыхание, и на свой живот, из-за которого я оказалась такой неповоротливой.
Двое уборщиков из утренней смены наблюдали эту сцену через окно фойе, которое они в тот момент убирали. Я показала в сторону убегающего молодого человека, но он уже скрылся из виду. Они бросились ко мне. Одной рукой я ухватилась за хромированную ручку открытой входной двери, стараясь дать опору обессиленному телу, а другой стала вешать компьютерную сумку обратно на трясущееся плечо. Я перевела взгляд с улицы внутрь магазина – туда, куда ворвалась ударная волна от моего взрыва. Персонал утренней смены смотрел на меня так, будто перед ними была отдаленно напоминающая меня незнакомка. Один из них застыл на шаткой стремянке со стопкой книг в руках, другой – под стремянкой, которую он придерживал. Все потеряли дар речи. Кассир с пачкой подарочных сертификатов в руке отвернулся, уставившись в свой денежный ящик. Охранник, который, как обычно, стоял у металлодетекторов и следил за тем, чтобы воры выносили наши товары в относительно скромных количествах, зашевелился первым.