Каирские хроники хозяйки книжного магазина

– Я не так хорошо разбираюсь в арабской литературе, как вы, – сказала Хинд с искренней скромностью, – поэтому скажу не как читатель, а как книготорговец. Когда я впервые заполняла полки на Замалеке, все, что у нас было, – старые, гнившие на складах издания. Вы и сами их помните: ужасная бумага, смазанная типографская краска, жуткие обложки, ржавые скобы вместо корешка. Они стоили всего несколько египетских фунтов, но их никто особо не брал. Сейчас, меньше чем десять лет спустя, у независимых издательств появилась масса клиентов, которые ценят качество и готовы за него платить. Издательства приобрели доступные им права. Выпустили заново все, что находилось в общественном достоянии. Посмотрите на эти переплеты, на четкость печати, на красивые обложки. Избранные сочинения Нагиба Махфуза были опубликованы в массе вариантов, и каждая такая книга – замечательное приобретение для любой библиотеки. Теперь книги наших мастеров не только читают, но и берегут, перечитывают и передают следующим поколениям. Люди не боятся платить за высокое качество: они все равно покупают и читают эти книги. Сколько магазинов открылось после Diwan? Сколько новых издательских домов?

– Хорошо. Я хочу скидку на эту книгу, – она указала на недавно вышедший сборник суфийской поэзии.

– Как вы знаете, политика Diwan не подразумевает скидки. Возможно, вам стоит обратиться в библиотеку.

_______

В начале 2000-х годов, когда существовавшие в то время издательства начали расширяться, а новые – создавать свои каталоги, и те и другие стали публиковать меньше переизданий и расширять ассортимент современной арабской литературы. Люди вновь заинтересовались египетскими авторами, многие из которых добились признания в 1980-е и 1990-е годы, но лишь недавно им стали уделять то внимание, которого они заслуживали: Ибрахим Абд аль-Магид, Радва Ашур, Ибрагим Аслан, Сальва Бакр, Гамаль аль-Гитани, Соналлах Ибрагим, Мухаммад аль-Манси Кандиль, Эдвар аль-Харрат, Абд аль-Хаким Касем, Баха Тахер и многие другие. Решив, что египетской и доступной в нашей стране литературы нам мало, Хинд стала отыскивать и закупать книги признанных литературной критикой арабских писателей, таких как Хода Баракат (Ливан), Мухаммад Шукри (Марокко), Раби Джабер (Ливан), Сахар Халифе (Ливан), Абд ар-Рахман Муниф (Саудовская Аравия) и Таййиб Салех (Судан), которые сразу попадали в наши списки бестселлеров. До Diwan египетские читатели могли раздобыть эти книги только на Каирской международной книжной ярмарке, куда арабские издательства привозили произведения своих самых популярных авторов. Если бы не мы, они не дошли бы до египетских читателей из-за недостатков местной системы сбыта книг. Но Хинд нашла их издателей и стала свозить их к нам в магазин со всего арабского мира. Я гордилась ею – и немного завидовала. Я пообещала себе, что найду английские переводы этих романов. Ей же не была присуща моя конкурентная жилка, и заботило ее только одно: привезти достойные книги достойной публике.

Через два года после открытия из-за мизерного объема продаж, роста издержек и платы за аренду мы были вынуждены закрыть филиал в Каирском университете. Похоже, доктора Ибтисам была в чем-то права. Мои утопические мечты об этом филиале разбились о жестокую реальность: студентам нужно было просто место для тусовок. Кафе приносило тут больше дохода, чем магазин.

Хинд всегда говорила, что нужно либо играть по-крупному, либо сматывать удочки. Здесь нам пришлось смотать удочки. В день закрытия стоическая Нихал проследила за тем, чтобы персонал упаковал книги в картонные коробки, разобрал полки, освещение и то, что находилось в кафе. Все это должны были отвезти на склад, а потом использовать для оформления нового магазина – нашего следующего опыта. Когда все следы Diwan были стерты, Нихал передала ключи администрации кампуса. Я не смогла даже смотреть на это. Нихал напомнила мне, что знание – сила и что на ошибках нужно учиться. В будущем мы сможем опереться на полученные здесь представления о том, что людям нужно и что не нужно. Я ответила, что этот урок слишком дорого нам обошелся.

Хинд сказала, что нужно взглянуть на ситуацию шире. Я постаралась обратиться к одним только фактам и представить себе всю картину целиком. Я напомнила себе о том, что мы открывали Diwan в культуре, которая утратила интерес к чтению. Наша образовательная система была ориентирована на заучивание информации наизусть и подавляла свободу мысли. Доходы – если они у них вообще были – люди тратили не на книги. Те, кому, как мне и Хинд, позволяли средства, поступали в иноязычные учебные заведения, где учащиеся отрывались от родного языка. Все это беспощадно сокращало число потенциальных читателей. Культурная деятельность находилась в состоянии атрофии. И все же, несмотря ни на что, ситуация начала меняться. Забрезжил луч надежды.