Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне

Первой няней Вильгельма была англичанка, первой гувернанткой – фрейлейн фон Добернек, о которой он позже писал, что эта «костлявая дама имела твердый характер, и ее методы воспитания были очень разными». Отец часто брал его с собой в Бранденбург, на пикники в леса и на озера вокруг Потсдама – такова была семейная традиция, начало которой положил Фридрих Вильгельм IV. Однако, если верить матери Вильгельма, у кронпринца никогда не было времени, да и она сама их игнорировала, пока в 1866 году не умер ее третий сын Сигизмунд. После этого она постаралась компенсировать предыдущее невнимание «наблюдением за всеми, даже мельчайшими деталями образования Вильгельма». Мнение королевы Виктории было довольно резким. «Я не сомневаюсь, что ты следишь за нашим дорогим мальчиком с величайшим тщанием, но я часто думаю, что слишком бдительное постоянное наблюдение, слишком большая забота ведет к очень серьезным последствиям, которых было бы лучше избежать». Королева желала, чтобы он смешивался со всеми классами населения, «вращение среди них, как мы всегда делали и делаем, и как это делают каждый респектабельный джентльмен и леди здесь, приносит большую пользу характеру того, кто в будущем будет править». Дочь в ответ выразила ужас перед «низкой компанией», и мать была вынуждена ей объяснить (возможно, одновременно бросая косой взгляд на принца Уэльского), что она вовсе не имела в виду актеров, актрис, музыкантов и всякого рода зазывал. «Простой контакт с солдатами никогда не принесет ничего плохого; они обязаны подчиняться, и в их рядах не может быть никакой независимости характера». «Расти его тихо, просто, – сказала она в 1865 году, – не с ужасной прусской гордостью и амбициями, которые так сильно огорчали твоего дорогого отца и которые всегда будут мешать Пруссии стать во главе Германии, чего она всегда желала. Гордость и амбиции не только неправильны сами по себе, они мешают привязанности, и во всех отношениях недостойны великих принцев – и великих наций».

Большое влияние на красивого молодого принца оказал Георг Хинцпетер, сын профессора из Билефельда, который в 1866 году, в возрасте 39 лет, по совету сэра Роберта Мориера был назначен домашним учителем принца. Хинцпетер был благожелательный деспот, уверенный, что лучший способ внушить терпимость – диктат. По этой причине Эрнст фон Стокмар (сын советника принца-консорта, ставший секретарем кронпринцессы) не одобрил выбор. Кронпринц приказал Хинцпетеру максимально развить интеллект принца. Спустя тридцать лет, оглядываясь назад, Хинцпетер писал, что, несмотря на все соображения, он выбрал «программу, которая обеспечивала гармоничное развитие интеллектуальных способностей принца. У него не было сомнений, что для такой цели может быть выбрано только классическое образование. Так он привыкнет к строгой интеллектуальной дисциплине, которую может дать только курс грамматики мертвых языков. Он также получит практику решения интеллектуальных проблем и упорства, необходимых для приобретения истинных знаний».

Воспоминания ученика показывают наличие всем знакомой бреши между намерениями и результатом: «Мы мучились над тысячами страниц грамматики; мы применяли ее увеличительное стекло и скальпель ко всему, от Фидия до Демосфена, от Перикла до Александра, и даже к доброму старому Гомеру. И во время всех операций вскрытия, которые я должен был производить над эллинскими останками во имя классического образования, сердце в моей груди восставало и все имевшиеся у меня инстинкты кричали во весь голос: это не может быть истинное наследие, оставленное Грецией Германии!»

Хинцпетер также ожидал, что его программа разовьет у принца чувство мировой истории. В каком-то смысле Вильгельм определенно его приобрел, но сделал ли он это в классной комнате, сомнительно, поскольку там история завершилась в 1648 году. Математикой он так и не овладел. Некая мадемуазель Д’Аркур была нанята, чтобы обучить его французскому, а мистер Делтри – английскому. На этом языке принц много читал: Шекспир, Диккенс, Скотт, Байрон, Маколей, Теннисон, Марриет. Особенно следует отметить «Робинзона Крузо» и «Палестину» епископа Хибера. Фенимора Купера он знал наизусть, а игры в индейцев с сыном американского посла сдружили их на всю жизнь. Утверждали, что он одинаково свободно говорит по-английски и по-немецки, причем иногда даже не осознавал, какой язык использует. Правда, в английском языке он все же иногда допускал ошибки. Также он имел поверхностные знания итальянского и русского.