Кайзеры

После 1862 года у Вильгельма сохранялся еще определенный скепсис в отношении германской политики, который следует отнести на счет некоторой неприязни к Бисмарку и той роли, которая ему как королю, а затем и императору отводилась в этих проектах. С задиристым министром монарха объединяла готовность не отвергать с порога идею осторожного сотрудничества с национальным движением при условии сохранения всех инструментов власти. Однако при этом Вильгельм под национальным движением понимал прежде всего его княжеское, баденско-кобургское крыло. Однако заигрывание с романтическим национализмом, всеобщим избирательным правом, свержением князей, антивельфовской демагогией, популистскими и макиавеллистскими замыслами создания нового государства путем развала Германского союза при совершенно неопределенной перспективе на будущее Вильгельм считал игрой с огнем и оставлял ее «белому революционеру» (Gall). Гогенцоллерну, генералу и главе одной из европейских династий такой образ действий казался чересчур рискованным, непонятным и неэстетичным.

Для Вильгельма эта игра продолжала оставаться непонятной и неэстетичной все те годы, на протяжении которых в нее приходилось играть. Он понимал, что является незаменимым участником этой игры, с течением времени все больше верил в ее успех, но даже это не смогло полностью преодолеть его сомнений и антипатии. Вильгельм не терпел ничего «демонического», считал ниже своего достоинства «ковыряться в саже и грязи», и можно понять, какие мучения испытывал сын Луизы и супруг Августы, будучи вынужденным делать общее дело со своим «бравым парнем» (Marcks, 193). Лишь с болью в сердце Вильгельм уступил Бисмарку и не поехал в 1863 году на съезд князей во Франкфурт. После долгих колебаний он последовал за Бисмарком в шлезвиг-гольштейнском конфликте, проявив «прусский государственный эгоизм» (там же, 214), хотя именно этого как будто бы и следовало ожидать от духовного наследника Фридриха II. Ему требовалось время для того, чтобы освоиться в эпохе массовых движений. Его адаптация во времени вес же оказалась успешной. На причинах этого успеха мы остановимся ниже.

Прежде всего Вильгельма изменило общение с Бисмарком. Вопреки возрасту, положению и сословным предрассудкам, в нем вновь пробудилась жажда действия и готовность рисковать. Эти качества всегда были присущи его солдатскому характеру, по в 50-е годы они существенно ограничились его представлениями о морали и сословной гордости. Теперь они вновь прорвались наружу. Люди из его ближайшего окружения, прежде всего критически настроенные дамы, рано распознали эту перемену и были в немалой степени ею раздосадованы: «Взгляды и даже личность короля быстро и кардинально меняются, и эго приводит меня в отчаяние», — еще в 1862 году писала Августа брату Карлу Александру (М. von Bunsen, 182). В более позднем письме королева написала: «Когда-нибудь он проснется и будет страдать, осознав весь ужас тех ошибок, которые совершил, и те способы, с помощью которых другие люди смогли воспользоваться его слабостями, если еще, конечно, сохранит способность к страданию» (там же, 187). В 1866 году принцесса Виктория в письме королеве формулировала коротко и ясно: «Мерзкий подстрекатель Бисмарк толкает короля к войне» (5 июня 1866, Conte Corti, 239).

С другой стороны, король боялся революции и готов был солидаризоваться с либеральными князьям во всем, кроме «низведения Пруссии до среднего уровня» и «шантажа снизу» (письмо Эрнсту Заксен-Кобургскому от 14 февраля 1864, Schultze, 1931, II, 217f). Поэтому в 1863 году, в шлезвиг-гольштейнском конфликте первым импульсом стало его решение выступить на стороне Авгутенбурга, поскольку, как он полагал, брожение в Германии было «патриотическим, но с примесью отдельных революционных элементов», и ему следовало «придать благотворное направление путем активных и решительных действий» (Bonier, 176). Как сообщает Альзен, король говорил о «революционной партии», которая пыталась «эксплуатировать национальный вопрос» в собственных интересах. Если бы «ей эго удалось, то исчезла бы уверенность в прочности любого трона. Мы должны вырвать национальный вопрос из этих когтей, организовать все сверху и покончить с этой силой, которая стремится изменить существующий порядок снизу» (письмо к Августе 25 июля 1864 года, там же, 179). Эти высказывания свидетельствуют о далеко зашедшей бисмаркизации мировоззрения короля, который теперь полагал, что если уж революция неизбежна, то лучше быть революционерами, чем стать жертвами революции (письмо Бисмарка к Мантейфелю от 11 августа 1866, Werke VI, 120).