Как быть съеденной

А потом не было ничего. Просто тьма, тьма и тьма, жаркая, безвоздушная и воняющая кислотой. Я напрягала легкие, раскрывала рот, но не могла вдохнуть воздух. Я извивалась, пиналась и ощущала, как что-то вокруг меня реагирует на это. Кислота жгла свежие раны от когтей, но эта боль удерживала меня на грани. Я цеплялась за нее. Это было единственное, за что я могла держаться, когда все остальное ускользало прочь.

Я очнулась на полу в спальне бабушки, вся покрытая волчьими внутренностями. Безжизненное, розовое тело бабушки лежало ничком, скорчившись, в луже крови. Я никак не могла осознать это. В последний раз, когда я видела ее, она была совершенно живой; ее пальцы складывали бумагу, она учила меня, как делать звезды из блестящих серебристых полосок.

Пластиковый пакет с консервированными супами стоял на ее прикроватном столике. Казалось, что она вот-вот выползет из этой лужи, вскроет банку консервным ножом с красной ручкой, разольет ее содержимое в две белых суповых миски, поцарапанных столовыми приборами, потом одну за другой поставит эти миски в микроволновку, чтобы разогреть. Одну для нее, одну для меня – мою первой.

Меня стошнило. Моя красная толстовка была насквозь мокрой, тяжелой и вонючей, но я воспринимала это скорее как факт, чем как запах. Как будто мой мозг подвергся перегрузке, и какие-то связи в нем перегорели. В плече пульсировала боль.

Волк был подвешен к потолочной балке за одну лапу; в его животе зияла огромная кровавая дыра, открывавшая мягкое нутро, в котором я провела некоторое время. Рядом с ним стоял мужчина в клетчатой куртке, сжимая в кулаке окровавленный охотничий нож; за пояс его мешковатых джинсов был заткнут револьвер «Вестерн» 45-го калибра. В моей школе было полным-полно парней, которые должны были вырасти такими же, как этот мужчина, – консервативных воззрений типы из пригородов, которые палят по пустым жестянкам, прихлебывая «Кока-колу» из бутылки.

Мужчина перекатывался с носка на пятку, оценивая свою работу.

– Боже, о боже! – сказал он и сжал кулак, хрустнув костяшками. Он словно не мог перестать двигаться ни на миг. – Ну и денек! – воскликнул он. – Никто в такое не поверит.

Затем рывком повернул голову в мою сторону и произнес:

– Черт, да ты жива! Ты буквально воскресла из мертвых! – Оглянулся на мою бабушку и вздохнул. – Да-да-да, конечно. Вид у тебя больной. И ты вся в крови. Ты вся красная. – Он продолжал непрестанно двигаться. Кажется, он был из тех, кто может от нечего делать жевать свой язык. – Полагаю, я герой. Я был снаружи, – заявил он, как будто выступая перед репортерами. – Я был снаружи и услышал крик, и подумал: «Кому-то нужна моя помощь!»

Я подошла к мертвому волку, с которым общалась совсем недавно… которого я направила в этот самый дом. Я подошла прямо к его морде, так близко, что могла различить в его блестящем янтарном глазу отражение девочки в красной толстовке. Потом перенесла внимание на каплю крови, набухавшую на клочке его серой шерсти. Она становилась все больше и больше, пока не скатилась на пол под собственной тяжестью.

Мужчина продолжал раскачиваться на пятках.

– Ну, ты и смелая, – обратился он ко мне. – Ты вся красная. Извини за эти кишки. Но это был крутой выстрел, верно? А ведь охотничий сезон еще не начался. Я стрелял из этого дурацкого револьвера. – На секунду он прекратил раскачиваться. – Эй, ты что, немая? Как тебя зовут?

«Руби», – подумала я, но не смогла сказать это вслух. Я больше не чувствовала, что я – это я, и в каком-то смысле, полагаю, уже не была собой.

– Ну ладно, Красная Кофточка, – сказал он и снова принялся раскачиваться, потом взмахнул ножом. – Я сошью тебе шубу, Красная Кофточка. Большую, мохнатую шубу, которую ты будешь носить, когда подрастешь. Будешь расхаживать в ней, как крутая сучка.

Вскоре мы с этим мужчиной стояли перед дверью моей квартиры. Он нажал окровавленным пальцем кнопку звонка. Моя толстовка и юбка высохли и стали жесткими, как картон. Кожа зудела так сильно, что мне хотелось содрать ее с себя.

– Извини, малышка, – сказал мужчина и вздохнул. – Черт, надо было позвонить в полицию… Я торможу как последний идиот.

Когда моя мать открыла дверь, я заплакала.

Действительно ли в моей жизни были эти мужчины, которые уничтожили меня, которые спасли меня? Зверь – волк – и мужчина с револьвером? Или подлинной героиней была моя мать, которая сразу взялась за дело: она поливала меня на заднем дворе водой из шланга, терла меня до онемения темно-желтой губкой, прочесывала пальцами мои волосы, пока не промыла их дочиста? Прохладная темнота, припорошенная звездами, смыкалась вокруг нас.

Моя мама наполнила желтую ванну холодным томатным соком, и я купалась в нем, словно собака, которую обрызгал вонючей струей скунс. Моя кожа становилась все краснее и краснее, пока я не стала выглядеть так, будто меня вывернули наизнанку. Когда я встала, чтобы ополоснуться, кожура томата, прилипшая к моему животу, была похожа на рваную плоть.