Как быть съеденной

Теперь, спустя столько времени, я вспоминаю, что в тот день больше всего меня поразило не то, что нас нашли, и не воссоединение с отцом, и не новость о смерти матери, а новое клетчатое платье. Я помню, как потрогала его, прежде чем надеть, потерла между пальцами рельефную хлопковую ткань. Сзади на платье висел картонный ярлык с изящной надписью курсивом и крошечный пластиковый мешочек с перламутровыми пуговицами изумрудного цвета – такими же, как те, что были пришиты спереди. Я не стала срезать все это – мне нравилось, как жесткий картон прижимается к моей спине, а крошечные выпуклости пуговиц напоминают мне о том, что это совершенно новая одежда. Я думала о том, что могу быть девочкой, которая носит такие вот платья. На какое-то время мне показалось так просто избавиться от прошлого и начать все заново…

Потом я каждый день надевала это платье в школу. Не забуду, как учительница рассмеялась, держа ножницы с ярко-оранжевыми ручками.

– Ты что, все время носишь его так? – спросила она. – Ярлычок полагается срезать, милая.

Мое лицо горело – не только от стыда, но и от гнева. Я сразу поняла, что мое платье не значит ничего. Мы с братом по-прежнему жили в самом зачуханном районе города, в крошечной квартирке, где в ковровое покрытие на полу неистребимо впитался запах сигарет. Я была потеряна, бездомна, похищена, напичкана сахаром только для того, чтобы почти умереть от голода. Я сделала невообразимое.

Во мне не было ничего сладкого.

– Я не ребенок, – прошипела я, и учительница отступила, как будто я могла ранить ее, хотя ножницы-то были у нее.

В больнице мы были чистенькими и миленькими. Мы были алебастрово-белыми и одетыми в наряды от «Джей Крю». На несколько недель мы стали героями, выжившими. Никого словно не волновали самые фантастические подробности наших историй. Психолог отметил, что такой «изобретательный продукт воображения» был «сложным защитным механизмом, позволяющим справиться с травмой».

Но вскоре мы вернулись к своей старой, грязной, плохо сидящей одежде, в наше замусоренное жилье в маргинальном районе, и точка зрения сместилась. Люди стали сомневаться в наших рассказах, в наших мотивах, в мотивах наших родителей. Быть может, мы были не столько героями, сколько жертвами – даже возможно, что жертвами себя самих, своих обстоятельств, своих основных инстинктов. Богатые дети изобретательны. Бедные же дети просто лгут.

Это, конечно, правда: наши истории не складывались воедино.

И еще правда: эта долбаная история никогда не сложится воедино.

* * *

Бернис стоит у закусочного столика со своей табуреткой-стремянкой, протирая салфеткой узкую щель в костяной мозаике, чтобы вычистить оттуда грязь, которую сама же и натрясла со своих кроссовок.

– Всегда будет куча уродов, которые решат, что ты врешь, – говорит Руби.

– Когда у тебя есть доказательства, все по-другому, – отзывается Гретель.

– Что тебя зациклило на доказательствах? – фыркает Руби. – Почему бы тебе просто не поверить в то, что ты помнишь?

– Я понимаю, – говорит Бернис. Салфетка уже растерзана в клочья. – Доказательства нужны для тебя самой. Например, было бы неплохо, если б кто-то другой услышал, как моя мебель говорит.

– Быть может, именно поэтому ты и принесла табуретку, – замечает Уилл. – Потому что хотела, чтобы мы услышали, как она говорит, потому что хотела подтверждения.

– Если б я хотела, чтобы вы услышали, как они говорят, я притащила бы Тиффани, – возражает Бернис. – Быть может, мне следовало принести сюда Тиффани.

– Может быть, ты боялась того, что случится, если ты принесешь ее, а мы ее не услышим, – говорит Гретель. – Может быть, было безопаснее принести Астрид.

– Это вроде как типа того, почему я хочу заиметь все записи с шоу – чтобы доказать, что я не все время была полной сукой? – прикидывает Эшли. – Но при этом я типа как и не хочу этого, потому что я была сукой все время?

Бернис смотрит на измочаленную салфетку так, словно та обманула ее, потом бросает ее в мусорную корзину.

– Тебе нужны влажные салфетки? – спрашивает Рэйна.

– Если мне понадобится отвертка, у тебя она тоже найдется? – рычит Бернис.

– Маленькая, для очков, – отвечает Рэйна.

– Почему вы все продолжаете слушать эту хрень от Бернис? – интересуется Руби.

– Прошу прощения, – смущенно произносит та, беря у Рэйны влажные салфетки.

Эшли поворачивается к Гретель.

– Я только спросить – а нельзя ли вернуться к романтической части твоей истории?

Руби хлопает себя ладонью по лбу.

– Не каждая история – любовная история, Эшли. И твоя даже не была о любви.

– Не знаю, – говорит Гретель. – Может быть, это, в конце концов, история о любви…

* * *

Куда сильнее, чем изначальное появление Джейд, меня изумили ее последующие визиты. Она приходила ко мне домой, часто принося с собой еду: полуфабрикаты, замороженную пиццу и готовые салаты, курицу гриль и картофельное пюре, свиные ребрышки и морковь для обжаривания – поскольку выяснилось, что я часто забываю поесть.