Как быть съеденной

– Я просто не понимаю, зачем бы ей понадобилось кормить меня и морить голодом тебя, обращаться со мной как с принцем, а с тобой – как с отбросами, – сказал Ганс.

– У нее были планы на тебя, – прошипела я. – Она тебя откармливала.

Эти слова просто сорвались у меня с языка. Последовало долгое молчание, во время которого я гадала, не повесил ли брат трубку, но потом он прошептал:

– Должно быть, ты так и считала. Я помню, что ты сделала.

Челюсть у меня отвисла. Мне казалось, будто я сжимала ее годами.

– Это не мучает тебя? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Я бы снова так поступила, не сомневаясь ни секунды.

Я хотела сказать и не сказала о том, что одно воспоминание мучает меня до сих пор – и будет мучить вечно. Это не дом, который то ли был, то ли не был сделан из сладостей, и не та женщина. Это не ее грязные седые волосы, которые сами по себе шевелились у нее на голове, словно там ползали тысячи сороконожек. Не ее огромные странные глаза, не ее жирная коричневая родинка, не ее гнилые желтые зубы и даже не то, что мерещилось мне позади этих зубов, – черная яма желудка, которая переварила столько детишек до нас. Не ее смех, не ее кашель, который пронзал воздух, словно звон бьющейся посуды. Не ее крики, похожие на плач младенца, когда она горела в печи, не тошнотворный запах горящей плоти, смешанный со сладостью карамели. Не тот кошмар, который мы увидели в печи позже – желтые кости, торчащие из скворчащего, обожженного комка почерневшей плоти.

То, что мучает меня, произошло до этого, до встречи с этой женщиной. Это картина того, как мои родители ведут нас на рассвете по тротуару в незнакомой части города; мой желудок настолько пуст, что ощущается как полный, моя голова словно парит надо мной, как воздушный шар, а мой брат держится позади, оставляя за спиной след из таблеток аддералла – на всякий случай, просто на всякий случай.

* * *

Рот Эшли невольно приоткрывается.

– Не вывихни челюсть, – фыркает Руби.

– Что-о-о? – тянет Эшли. – Что же это за родители, способные бросить своих детей посреди города?

Она сидит на табуретке перед Бернис, а та заплетает ей волосы.

– Интересно, – замечает Руби, глядя на Эшли. – Я-то думала, что тебя потрясло это убийство.

– Судя по всему, та маньячка этого заслуживала.

– Мы не можем точно знать этого, – говорит Уилл.

Рэйна качает головой:

– Вы упускаете важный пункт. Гретель была брошена теми самыми людьми, которым полагалось любить ее. – Она поворачивается к Гретель и произносит мягким, материнским тоном: – Теперь понятно, почему тебе так тяжело верить людям, верить Джейд.

– Если ты не доверяешь кому-то, то разве ты можешь, типа как, полностью быть с этим человеком? – спрашивает Эшли. Собственный вопрос как будто застает ее врасплох. – Ну то есть как любить полностью того, кому ты не веришь?

– Как, по-твоему, ты способна на полное доверие? – спрашивает Уилл у Гретель.

– Она поверила нам, – говорит Бернис, завязывая косу Эшли. – Она рассказала нам все это.

– Я согласилась на условия групповой терапии, – произносит Гретель.

– Как, по-твоему, ты способна любить, Гретель? – спрашивает Уилл.

– Конечно способна, – быстро и твердо отзывается Рэйна. В течение нескольких секунд Уилл выглядит удивленным, а потом почти впечатленным. Рэйна снова поворачивается к Гретель: – То, что ты сделала с той женщиной, ты сделала ради своего брата, что показывает твою огромную любовь к нему – а также и то, насколько ты способна любить.

– Ты говоришь это с убежденностью, – отмечает Уилл. – И я думаю, ты права. Я думаю, есть мудрость в том, чтобы восстать из обломков крушения. – Он поджимает губы и соединяет кончики пальцев, размышляя. – Какие еще уроки мы можем извлечь из всех ваших историй?

– Что ты подразумеваешь под «уроками»? – интересуется Руби. – Типа как «не бери конфеты у незнакомых»? Как на всяких там классных часах нам талдычили…

– Ты не считаешь, что мы должны учиться у прошлого? – спрашивает Уилл. – Чтобы в будущем справиться лучше?

– Конечно должны, – отвечает Рэйна. – Но, наверное, не следует искать в этих историях мораль.

– Айша говорит, что мораль создает лабиринт правил, ведущих к обвинению жертвы, – вставляет Бернис.

– Соглашусь с лампой, – отзывается Руби. Она сидит, воздев указательный палец и приняв шутливо-авторитетный вид. – Будь терпеливой, будь доброй, будь хорошей, говори «пожалуйста», говори «спасибо», не говори первой, пока с тобой не говорят… – Ее голос повышается и убыстряется. – …не забывай улыбаться, не показывай раздражения, слушайся своих учителей… – Она неожиданно умолкает и окидывает взглядом группу, чтобы понять, согласны ли они с ней.

– Своего мужчину, – добавляет Бернис.

– Своего мужа, – говорит Рэйна.

– Своих продюсеров, – произносит Эшли.

Руби смотрит на Гретель, предлагая ей внести свой вклад. Та сидит, уставившись на свои колени.

– Но в то же время, понимаете ли, не следуй слепо их советам, – говорит Руби.

– Держи этот ключ, но не входи туда. – Вздохнув, Бернис качает головой. – Не смей открывать эту дверь.

– Прежде чем переходить улицу, посмотри в обе стороны, – прибавляет Эшли.