Она нашла эти платья среди личных вещей ее отца, которые были отправлены прямиком в хранилище в Бруклине много лет назад. До прошлой недели она даже ни разу не бывала в этом хранилище.
От коробок пахло плесенью и дешевым виски. В большинстве из них лежали бесполезные мелочи – золотистая солонка, сделанная в форме ступни, подставка для зубочисток в виде ежа, листки бумаги всех видов и размеров, заметки, написанные ее отцом на клейких листочках и страницах, вырванных из книг и блокнотов, разрозненные имена и числа. Одна такая маленькая записка – коктейльная салфетка с десятью цифрами, написанными на ней – когда-то изменила всю ее жизнь.
Уилл и женщины поодиночке входят в комнату, дождевая вода капает с зонтиков. Все одеты так, чтобы по возможности защититься от дождя: Гретель в старой, слишком большой для нее ветровке, Уилл в светло-коричневом тренче, Бернис в черном дождевике, Эшли в нежно-голубых резиновых сапожках и такого же цвета ветровке, которая выглядит как осовремененная, более яркая версия ветровки Гретель. При виде этого у Рэйны возникает ощущение, как будто время сделало круг, словно вся человеческая культура просто продолжает использовать заново и приспосабливать к себе одни и те же основные шаблоны, созданные давным-давно.
Гретель слушает что-то в наушниках; ее волосы от дождя закудрявились еще больше. Бернис и Эшли разговаривают о телесериалах; Бернис терпеливо объясняет подтекст, который упустила Эшли. Та экстравагантно зевает. Две женщины из разных миров или, по крайней мере, из-за двух разных обеденных столов, хотя выглядят они в равной степени усталыми: Бернис – менее усталой, чем наделю назад, Эшли – более. Рэйна предполагает, что Бернис нашла какой-то временный способ выспаться – например, заночевать у сестры, как предлагала Руби. Что касается Эшли, то Рэйна думает, что виной всему ссоры с Брэндоном, и что разрыв между ними – лишь вопрос времени. Хотя знать это заранее невозможно. Некоторые люди остаются вместе навсегда, независимо от того, должны они быть вместе или нет. Некоторые люди остаются вместе по причинам более практичным, нежели любовь.
Рэйна и Уилл затевают ничего не значащий разговор о погоде. Улыбка Уилла похожа на ломтик света, сияющий в просвете между пластинами жалюзи. В первую неделю, когда он обходил круг, глядя на каждую из них, она ждала своей очереди с натянутой, вежливой улыбкой, готовясь посмотреть ему в глаза, чтобы он не только отметил ее присутствие, но и осознал, что она отмечает его присутствие. Этот взгляд Рэйна выработала за годы посещения родительских собраний в школе у дочери. Но когда Уилл посмотрел на нее, она была обезоружена. Он не высматривал ничего в ее лице. Он не пытался соотнести ее с кем-то другим. По сути, он смотрел на нее саму.
Руби приходит последней, с опозданием. Она насквозь промокла; капюшон ее шубы накинут на голову, испятнанный розовым мех слипся от дождя. Она скручивает в ладонях нижний угол подола шубы и выжимает дождевую воду на плиточный пол.
– Фу, – говорит Эшли. – Почему с тебя всегда что-то течет? Ты похожа на использованный тампон.
– Мне хотелось бы думать, что я как-то причастна к тому, что твои ругательства стали более приличными, – гордо откликается Руби. – Сегодня я была на нормальном собеседовании. Если оказаться в нужной части Бруклина, эта шуба смотрится даже круто. – Руби окидывает взглядом цветастое платье Рэйны. – Кризис среднего возраста?
– Возможно, – отвечает она.
Рассевшись, все начинают беседу о предыдущих неделях и об этой неделе – в частности, о том, что это последняя неделя терапии, последняя их встреча.
– Я гадаю, что было бы, если б мир услышал ваши подлинные истории, – говорит Уилл. – Я имею в виду неотредактированные версии. Те версии, которые вы рассказали здесь.
– В какой вселенной найдутся люди, которые просто поверят нам на этот раз? – спрашивает Руби, пока все остальные кивают.
Ливень внезапно стихает. Наступившая тишина застает Рэйну врасплох. Она сидит на своем стуле, выпрямив спину. Как будто воображаемая толпа, которая преследовала ее, не остановилась, а, наоборот, окружила жертву и готовится наброситься на нее.
– Итак… – произносит она.
– Последняя, но не по значимости, – говорит Уилл.
Рэйна достает из своей сумки стопку листов, аккуратно вырванных из блокнота. Руки ее дрожат.
– Надеюсь, вы не против того, что я подготовила кое-какие заметки. – Она разглаживает листы у себя на коленях и перебирает их. Заметки сделаны разным почерком: некоторые фразы – мелким и убористым, другие явно писались в спешке, наклонно, размашисто, черной, синей и красной ручкой; местами на пересечении линий бумага прорвана насквозь, записи отмечены стре́лками и звездочками.