Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Теперь я думаю, что расстрела парламента или некого заведомо небескровного развития событий не могло не произойти. Ситуация ожесточилась, и ощущение надвигающейся трагедии с каждым днем становилось отчетливее. Не могли люди, разрушившие Россию, точнее, Великий Советский Союз лишь во имя «гордыни своей», допустить существование властного, правящего и ответственного парламента. И вообще с кем-либо делиться властью и деньгами. Какой бы ни был наш Верховный Совет – я не склонен о нем и его председателе говорить что-либо лестное, – но тем не менее это был орган, представляющий нацию. И к нему следовало относиться как к верховной власти. Надо было уважать себя, свой народ, конституцию, наконец! Не позорить понятие демократии, ради которой однажды люди уже стояли у стен Белого дома. И не случайно все те, кого я знаю, к кому я относился с уважением, с кем я разговаривал в те трагические дни, воспринимали случившееся как катастрофу. После Октября 93-го мы стали действительно жить уже в новой стране.

А «победители» на самом деле оказались побежденными, побежденными презрением нации. И никогда и ничем им больше не завоевать ее доверие.

Расстрел парламента – это и есть еще одна национальная катастрофа, эхо которой будет слышаться много лет, а может быть, и поколений. И ужас заключается в том, что катастрофа была предопределена. Логика истории такова, что тот финал Верховного Совета, который произошел в 93-м году, был наиболее «естественным» продолжением беловежской трагедии и вползанием слабого, противоречивого тоталитаризма в нашу жизнь.

Сейчас распространен афоризм: большевиков-коммунистов сменили большевики-демократы, среди которых был и отвратительный «правозащитник» Ковалев, кстати, отнюдь не наихудший их представитель.

Но теперь, в преддверии 99-го года, мы уже можем сравнивать оба типа «большевиков». Теперь мы уже отчетливо видим, что первые были и умнее, и скромнее, и… честнее. Хотя их честность была также более чем относительна.

* * *

Ступени уходят вниз – это ощущение после расстрела Верховного Совета сделалось проклятием моей жизни. Оно лежало тяжелейшим грузом и питало чувство безысходности. И не только у меня.

Первое издание этой книги я закончил словами: «Теперь мы живем уже в другой стране». И действительно, расстрел Верховного Совета отделил прошлое от настоящего, и, тем более, от будущего. Это была еще одна национальная трагедия – именно так я и многие близкие мне люди восприняли то, что случилось осенью 1993 года.

Все мы, то есть те, которые так же, как и я, восприняли происшедшее, до расстрела еще надеялись, что с Россией не все покончено, что мы снова сможем встать на ноги и, самое главное, настанет время, когда у нас опять будет настоящая работа. То есть работа, нужная нашему народу, нужная нашему государству.

И хотя начиная с 1994 года в стране произошла относительная стабилизация, во всяком случае уменьшилась инфляция, обменный курс рубля стал более или менее стабильным, но эта стабильность не радовала, ибо столь же стабильными оставались спад производства, ухудшение условий жизни и общее ощущение безнадежности. Все более отчетливым становилось понимание того, что во власть пришли люди, не обладающие нужной управленческой квалификацией, недостаточно образованные, лишенные способностей системного мышления, страдающие в дополнение ко всему этому комплексом «самодостаточности». Но самое страшное – эти люди стремились к власти ради власти, а не ради собственной страны. Стало очевидным, что осенью 1993 года мы сделали еще один шаг по ступенькам вниз! И дело не только в экономике: правящая «элита» начала спуск по той лестнице в Екатеринбурге, по которой однажды начал спуск последний император России.

Итак, в новогоднюю ночь наступавшего 93-го я произнес тост, смысл которого сводился к пожеланию того, чтобы наступающий год ничем не походил на французский девяносто третий! К сожалению, мое пожелание не сбылось. Конечно, не было барж с арестантами, которых топили в Луаре, но кровь все-таки пролилась. И не где-нибудь, а в столице моей страны.

Каждый год мы делали шаги по ступенькам вниз. И после нешего 93-го этот процесс ускорился. В 94-м году нас ожидали новые потрясения. Случилось страшное и непоправимое – чеченская война. Можно было понять Вандею, но понять чеченскую войну – невозможно! Неужели так никто и не будет судим за это? А сколько десятилетий над нами будет тяготеть образ этого преступления? А теперь и позора поражения. И не в Афганистане, а у себя дома. И синдром этой бессмысленной бойни будет определять судьбы, по меньше мере, целого поколения.

Последние выборы

Точнее, выборы 96-го года. Я надеюсь – удивительно, что я еще могу надеяться, – что выборы 2000 года состоятся, но кто знает! Расстрел парламента и чеченская бойня – страшные приметы сегодняшнего политического порядка. Но мне хочется верить, что Разум все-таки восторжествует и мы будем соблюдать конституцию, хоть какую, но нашу.

Итак, о выборах 1996 года.