Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

В начале осени 1993 года меня выкинули из числа членов Президентского совета. И сделано это было вполне по-большевистски: когда у меня кончился пропуск в Кремль, мне его просто не продлили, сказав, что в списках на обмен меня нет. И, разумеется, никаких объяснений. Обидно было только последнее: мне казалось, что Филатов, который отвечал за Совет, – человек интеллигентный или, во всяком случае, умеющий себя вести. Больше я старался с ним не контактировать.

Но нет худа без добра: как я вскоре понял, мне в очередной раз повезло. Изгнание из Президентского совета оказалось для меня благостным. Об этом я подумал тогда, когда произошел расстрел Верховного Совета. Останься я в составе Президентского совета, мне бы пришлось последовать примеру ныне покойного Гефтера и подавать заявление о выходе из состава Совета. А я не люблю лишний раз мозолить глаза сильным мира сего! Но все-таки мне было весьма любопытно понять, за что я подвергся царской немилости. И мне кажется, что теперь я понимаю причину.

Все полтора года, что я был членом Совета, на всех его заседаниях я, как говорят в Одессе, «молчал, как рыба об лед». Я говорил лишь один раз, и то, отвечая на вопрос Б. Н. Ельцина. В этот момент обсуждался, как мне казалось, довольно странный вопрос: какие действия могут украсить имидж Президента? Борис Николаевич по неизвестной мне причине спросил меня о том, что я думаю по этому поводу. Я и сказал то, что я действительно об этом думаю.

По моему глубокому убеждению, всем нам, русским людям, необходимо видение перспективы и нам его сегодня не достает. И наше тяжелое положение не так безнадежно, как думают многие, и очень важно, чтобы первое лицо страны не только подтвердило этот факт, но почаще говорило об этом народу. И обосновывало бы это утверждение. Народ должен чувствовать, что у него есть мускулы, что он может еще многого добиться и что его ждут большие свершения. Мы не американцы и не можем замыкаться в семейных мелочах. Народу важно также знать, что есть на кого положиться!

В этот день я сидел за длинным овальным столом между двумя мэрами: слева был Собчак, справа – Попов. Когда я закончил свою 2,5-минутную речь, Собчак молча, но картинно воздел руки к небу: чего, мол, говоришь! А Гавриил Харитонович произнес довольно громко и однозначно осуждающе: «Ну, Никита Николаевич, Вы, как всегда, в своем стиле». На что я ему ответил (очень тихо): «А зачем меня сюда позвали, чтобы я был кем-то другим?»

Вот, как теперь я думаю, вспоминая выражение лиц Бориса Николаевича и кого-то из его советников, сидевшего тогда рядом с ним по левую руку, что именно за эту 2,5-минутную речь я и подвергся царской немилости. Бог с ними, с милостью или немилостью: сколь это все преходяще и незначительно на фоне того, что свершается в нашей стране, на фоне нарастающего горя народного.

После расстрела парламента, а тем более после начала чеченской войны меня охватило чувство отчаяния и беспомощности. Я не видел силы, которая была бы способна хоть как-то заметно вмешаться в ход событий. И, как мне кажется, ощущение апатии и безнадежности медленно, но неотвратимо вползало в души моих знакомых. Да и всех тех, с кем мне приходилось разговаривать. Я даже был еще относительно более оптимистично настроен, пытался размышлять и сочинять какие-то тексты.

Я думаю, что такое состояние было характерно не только для относительно узкого слоя академической интеллигенции, с которой я преимущественно и общался. Апатия начинала охватывать весьма широкие слои населения. Я это видел по тому, как проходили выборы Президента, по нежеланию обсуждать политические вопросы и по многим другим индикаторам. Как все это было непохоже на то, что мы видели в период перестройки, особенно в ее начальной стадии: эра надежд окончилась, и на много лет люди снова ушли в свои тяготы и горести. Главным сегодня в стране сделался вопрос выживания.

И вот настал 1996 год. Я надеялся, что выборы Президента как-то всколыхнут массы народные, возродят их активность. Но ничего не произошло. Народ понимал, что выбор проходил без выбора. Было ясно, что кто бы ни выиграл из числа баллотировавшихся, ничего существенно уже не изменится. Будет все идти, как шло.

Я на многое смотрел со стороны, и мне было забавно видеть, как пыжилась партия власти, как Зюганов старался не выиграть, и стало мне ясно одно: пока еще на Руси не появилось лидера и не произнесено СЛОВО, которое было бы способно подвигнуть народ на новые жертвы.

А без них не обойтись.

* * *