Как дела, дорогой Карл? Откровенные мемуары телохранителя Карла Лагерфельда

У госпиталя нас фотографирует какой-то папарацци, и снимок появляется в немецких газетах. Когда Карл выписывается из больницы, все уже в курсе, что он болел, хотя и не знают подробностей.

Из госпиталя Карл прямиком направляется в Дом Chanel, чтобы поработать.

В 1991 году моя мать Мюгетт тоже возвращается на работу, едва почувствовала себя лучше. У нее образовалась опухоль на челюсти. Но ее это не сильно пугает, и она продолжает пахать в ночные смены. У нее есть лучшая подруга – Юго. Когда-то она выживала во Франции без документов, а теперь управляет сотней служащих. Она выносливая – такая же, как моя мать.

Мюгетт оперируют, и она подхватывает стафилококк. Ее помещают в стерильную среду, и я не могу навестить ее. Это происходит в тот год, когда я начинаю вкалывать на всю катушку, не попав в лицей. Я ничего не понимаю и ни в чем не отдаю себе отчета. Зациклен на себе. Моя мать будет болеть 13 лет. В начале декабря 2003 года я еще живу в Гонессе, но М., с которой мы разошлись на время, хочет, чтобы я переехал в Париж. Но пока я остановился у своего кореша Реми, над булочной на бульваре Гувьон-Сен-Сир. Месяц назад меня сразил грипп с лихорадкой и жаром в 41 градус. Я думал было, что умру; чувствовал буквально, как душа отделялась от тела. Несомненно, таким образом проявлялась моя тревога.

В тот год, когда мне исполнилось 18, мать с отчимом переехали в Ла-Шатр, провинция Берри[40]. Отчим построил там ангар для своего вертолета. Ну и как бы всё. Мать начинает умирать со скуки. Она занимается стариками в приходе, начинает интересоваться религией, спасает животных от бойни. Она всегда кому-то помогала… Ломовая лошадь. А теперь у нас еще одна лошадь и гуси, утки, овцы… Интересно, они все поместятся на земле, которую купил отчим?

Она лечится по методике, применяемой в Штатах и в Бельгии.

Незадолго до смерти примет крещение.

Я давно не видел мать, но ежедневно разговариваю с ней по телефону, хотя ее челюсть, по правде говоря, больше не работает. Каждый подобный звонок так разбивал мне сердце, что моя нервная система рвалась на тряпки. Я крушу квартиру от ярости и бессилия. Разбиваю форточку, бью по стенам, дверям, по телевизору – а иногда и кому-нибудь по морде. Врачи отправили мать в клинику в Пиренеях. На выходных планирую навестить ее без предупреждения. Отчим говорит, что она в тяжелом состоянии. Больше не может двигаться. И говорит с трудом. Видя меня, она плачет от радости. Мы обедаем с отчимом в ресторанчике рядом с клиникой. В воскресенье лечу обратно в Париж. Начало декабря.

Проходит 3 дня. Я у Карла на Университетской улице.

Отчим сообщает, что Мюгетт умерла. Прямо в «скорой», что везла ее из Лиможа в больницу Помпиду.

Сейчас 14:30, через полчаса у меня встреча с Карлом.

Карл спускается, подходит. Обнимает меня – это впервые. Говорит, чтобы я возвращался домой.

Но вечером я иду на тренировку по боксу. Что бы ни случилось, я отказываюсь жалеть себя.

Моя первая поездка в Нью-Йорк, 2001 год

Я постоянно вспоминаю об этом. Я – и в Нью-Йорке. Безумие! С нами Жан-Мишель Жуанне, штатный водитель Карла. Июнь. Несколько месяцев назад, в начале марта, я провел свой первый бой по американскому боксу в Нанте, выступая как профессионал. Я проиграл по очкам. Чтобы поддержать меня, в Нант приехали Пет, Вильям, с которым мы вместе занимаемся боксом, моя команда из Гонесса, с которой я тренируюсь, в том числе Жан-Рене Ван, наш местный профи, и Халид – мой тренер. Вернувшись, мы отпраздновали мой день рождения в пригородной пиццерии, которую держала семья Ромена, парнишки, что работал в CST. Мой день рождения – 6 марта – всегда выпадал на парижскую Неделю моды, и в Доме Chanel вовсю шла подготовка к дефиле и фотосессиям…

В тот же год, в мае, я с четырьмя братишками поучаствовал в дефиле марки APC, основанной Жаном Туиту. Он хотел попробовать боксеров. Амар и Сильвер, мой тренер по английскому боксу, смотрелись прям очень хорошо… Я, конечно, сначала спросил разрешения у Карла. Он закрыл глаза и сказал: «ОК».

И в том же году происходит преображение Карла. В бутике L’Éclaireur, где продают вещи разных брендов, – в первом концептуальном магазине в Париже, основанном Арманом и Мартином Хадида еще до того, как появился Colett, – он покупает самые первые эксклюзивные пиджаки, сшитые по эскизам Эди Слимана для Dior Homme, мужской линии Дома Dior, и дарит один мне. Карл так похудел и так восхищается Слиманом, что хочет сменить имидж. Он гордится своей худобой и просит меня купить ему джинсы марки APC того же размера, что ношу я. Привожу их в дом № 51 по Университетской улице. Он победил свое тело и конституцию и теперь создает нового Карла. Он говорит всем подряд: «Посмотрите, я ношу тот же размер, что Себастьян». Вероятно, он надевает джинсы впервые за целую вечность. Потом едет в Dior Homme и примеряет всю коллекцию Эди Слимана. Все сшито будто по нему, сидит идеально. Ну а я впервые таскаю шмотку от Dior.