Всё, связанное с роликами на ТВ и радио, как и прочую самодеятельность, отец обожает, поэтому быстро переключился и перестал быть смурным. Мне иногда даже жаль, что у него из-за меня во ВГИК поступить не получилось. Я родился, шли девяностые, и нужно было выбирать – режиссировать фильмы или прыгать на гребень волны свободного бизнеса, чтобы семью кормить. Отец выбрал последнее. И удачно. За всё это я не могу его не уважать. Он, конечно, не поднялся, как когда-то Борис Абрамович Березовский с торговли шторами до Белого Дома, зато живёт и процветает в своей нише и слывёт честным человеком, что, скажу я вам, даже труднее.
Уходя, я сказал:
– Катерину, кстати, пытаются переманить.
– Кто? – нахмурился папа.
– Не абы кто. «Сибирская нефть и газ».
– Вот чёрт! Это надо решить.
– Уже решил, – ответил я. – Перебил зарплату больше того, что они предлагают. Ты ведь сам говорил, что она – ценный кадр. И ты прав, я изучил рынок труда. Полиглотов вообще днём с огнём не найдёшь. А мы расширяемся.
– Полиглотов… – вместо бури в ответ, эхом пробормотал отец и, снова погружаясь в сумрачный вид, кивнул. – Да… Хорошо, проведи это через кадры.
Я вышел и почесал в затылке. А где заламывание рук? Где вопли про бюджет и кризис? В конце концов, про то, что я дурак? Не успел я саблю достать, а она и не понадобилась. Странно. И если так, почему он сам зарплату Кате не поднимал? Чудны дела твои, Господи! Ну ничего, май скоро, я разберусь!
Настроение было не просто хорошим, а праздничным. Я остановился у стеклянной стены перед лестницей вниз и посмотрел на опенспейс. Точнее в дальний угол, где склонилась над рабочим столом кудрявая головка. В сердце расширилось что-то и наполнилось теплом. Катя, Катюша…
Добравшись до кабинета, я вызвал к себе Ларису Павловну из отдела кадров, вручил ей приказ. Следовало ожидать расширенные глаза при виде цифры и вопрос:
– А Виктор Геннадьевич одобрил?
В ответ я рыкнул раскатисто:
– Осмелитесь оспаривать мои решения?! Нет?! И правильно. Надеюсь, повторять про конфиденциальность данных по зарплате и ответственность за её нарушение не надо?!
Кадровичка нервно мотнула головой, поджала хвост и сбежала, а я рассмеялся. В один из дней отец всё-таки переберётся во Францию, обеспечив поставку ливерных пирожков самолётом, и к тому дню мой авторитет в «Жирафе» должен быть непоколебим. Иначе какой из меня руководитель?
Сейчас правда, был никакой. Мне было не до работы. Не до планирования переговоров и проверки отчётов. Хотелось украсть Катю снова и не пускать её на эти вечерние курсы. Здравый смысл готов был скончаться в алчном желании её тепла.
О, я её к нам приглашу! Маруся рада будет. И вообще какой смысл спать одному на такой большой кровати? Пожалуй, я встречу её после китайского. Она говорила, что ей ещё куда-то надо, но разве это «куда-то» не подождёт? Или я её подожду, а потом всё равно ко мне.
Я собрал документы, необходимые для командировки. Нет, я точно её заберу, потом целые три дня не видеть! А видеть её было так хорошо!
Из состояния обожания всего мира меня вырвал тревожный звонок Алины Яковлевны.
– Андрей Викторович, я не могу вам не сказать…
– Марусе плохо?!
– Нет. Но дело в том, что приходила Светлана Анатольевна, вы же не запрещали… Она меня услала на кухню, чаю приготовить, а потом я пришла, а она Машу почему-то переодела в грязную пижамку и сфотографировала. И шоколаду ей дала, хотя вы не разрешаете…
– Вот стервь! – вскипел я. – Где она?!
– Уже ушла.
– Я с неё голову снесу!
– Это будет лучше, Андрей Викторович, а то меня она не послушала, наоборот, наговорила всякого…
– Да, она может, – сухо кивнул я. – Приношу вам свои извинения за поведение экс-супруги.
– Ну что вы, Андрей Викторович! Вы ведь ни при чём, – пробормотала няня.
А я, кипя от негодования, набрал стервь. Она сбросила. Но через минуту перезвонила с видео в Вотс Апе.
– Лана, мне няня звонила! Что это ещё за выбреки?! – рявкнул я.
– Я хотела видеть твоё лицо, Гринальди, – приторно проворковала она.
– Смотри! Лучше издалека, потому что при встрече я не знаю, что с тобой сделаю! Зачем ты Марусе шоколаду дала?! Ты потом её дерматит лечить будешь?!
– У меня дочка попросила, я и дала. Только это ещё не всё, Гринальди! – улыбка на её лице стала не просто ехидной, а ядовитой. – О, как я хотела видеть твоё лицо…
– Видишь! Надеюсь, не нравится, – отрезал я.
– Нет. Но сейчас понравится больше, Гринальди, – хмыкнула она. – Спешу тебе сообщить, что я передумала по поводу опеки над Машей.
– Что ты мелешь?! – опешил я.
– Я не мелю, я забираю у тебя Машу, дорогой. Наше соглашение больше не действительно. Я подала в суд города Москвы, где мы зарегистрированы и где, как ты знаешь, работают папины хорошие друзья. А я с папой помирилась…
– Ты не сделаешь этого! – заорал я, не сдерживаясь. – Как ты вообще смеешь говорить про Машу, когда тебе наплевать на дочь?! Ты к ней ночью вставала, когда она болела?! Ты погуляла с ней хоть раз, чтобы не разместить фото в инстаграмме?! Ты вообще…