Как это было

Я надумала попросить Яшу ② как-нибудь устроить, чтобы я могла увидеть Троцкого близко. «Больно просто», - сказал Яша и написал письмо ему, пометив на конверте «лично», чтобы я могла передать письмо в собственные руки Троцкого.

И вот с утра с отправилась в Главконцесском и узнала от секретаря, что Лев Давыдович будет позднее.

- Оставьте, я передам письмо, - сказала секретарь.

- Нет, только в собственные руки.

- Тогда ждите, он будет нескоро.

Проходит час, другой. Мама будет беспокоиться. Я решаю забежать домой, благо это рядом, и успокоить маму. Письмо при мне. Второпях открываю дверь, чтобы выйти, а мне навстречу идет человек, придерживая у живота большой портфель. Я так и врезалась в этот портфель. Троцкий, а это был он, стал извиняться, я тоже. Затем я отдала письмо.

Мы обменялись всего несколькими словами, зато я вблизи увидела знаменитого героя Октября и гражданской войны, о котором столько говорили. Небольшой, я бы сказала, даже невзрачный на вид смуглый человек в кожанке, с бородкой и в пенсне, очень бледный.

Вскоре его выслали.

 

Одной из самых выдающихся фигур на химическом факультете МВТУ был академик Алексей Евгеньевич Чичибабин - наш декан и одновременно заведующий кафедрой органической химии. Всемирно известный ученый, он, однако, дарованием лектора не обладал. Был рассеян, часто забывал, о чем только что говорил, заслонял собою написанное на доске.

Для нас практикум органического синтеза и сам курс органической химии были трудными. А со мной в лаборатории еще произошел такой казус. Нужно было наладить перегонку полупродукта с водяным паром, а для этого требовалось в резиновую пробку паровика ввернуть стеклянную трубку. Когда я изо всех сил нажала на трубку, она треснула, и острый конец стекла вонзился в ладонь. Началось сильное кровотечение. Кто-то из студентов закричал, что я перерезала вену и сейчас же умру. С перетянутой резиновым шлангом рукой меня отправили в медпункт.

Закончить практикум и сдать экзамен в срок я уже не могла, но Алексей Евгеньевич успокоил меня, сказал, что летом во время ремонта лаборатории он будет работать в своем кабинете и тогда сможет принять экзамен.

На сдачу экзамена я пришла, когда уже начались каникулы, как-то во второй половине дня. Позвонила у двери кабинета. «Ах, это Вы? Ну хорошо, я вам сейчас дам задание, вот книги, учебники, справочники. Можете пользоваться, а я пойду домой пообедаю».

Он ушел и запер меня снаружи.

Кабинет Чичибабина был всегда заперт: он работал с алкалоидами, на полках стояли банки с устрашающими изображениями черепов.

Я давно приготовилась к ответу, а он все не возвращался. Время шло, ремонтники ушли, тишина, я одна в пустом здании. Поздние летние сумерки, часов у меня нет, кругом черепа. Я наволновалась перед трудным экзаменом, проголодалась, мама беспокоится, в общем, я расплакалась...

И вдруг слышу быстрые шаги по коридору.

Алексей Евгеньевич в спешке не может попасть ключом в замочную скважину. Взвол нованный, запыхавшийся, он говорит мне: - Простите, бога ради, я совершенно забыл о вас!

Посмотрел мои листки, поставил «уд», Мы вместе ушли. С той поры он неизменно первым здоровался со мной.

Многим известна страшная трагедия в жизни Алексея Евгеньевича. У него была единственная дочь Наташа, наша студентка, в то время учившаяся уже на третьем курсе.

Двадцатилетняя очаровательная девушка, умница, с широким кругозором. Отец брал ее с собой во все заграничные поездки.

Летом 30-го года она проходила производственную практику на Дербеневском красочном заводе. Дежурила у сульфураторов, где под давлением обрабатывались горячей концентрированной серной кислотой промежуточные продукты производства красителей.

В обязанности практиканта входило время от времени брать пробу для анализа, перед этим аппаратчик во избежание выброса понижал давление до атмосферного.

То ли аппаратчик дал промашку, то ли отказал манометр, но когда Наташа открыла люк, струя горячей серной кислоты хлынула ей на грудь и свалила ее с ног. Смерть ее была мучительной.

Родители обезумели от горя. Алексею Евгеньевичу дали командировку во Францию на полгода в надежде, что перемена обстановки спасет их. Французы создали для Чичибабина все условия, он начал работать.

Когда я в начале тридцатых годов жила в Германии, от нас к Алексею Евгеньевичу посылали его бывшего ученика с поручением переговорить о возвращении на родину.

Но Чичибабин не вернулся, в 45-ом году в возрасте семидесяти четырых лет он умер во Франции.

 

О пестроте студенческого состава МВТУ я уже писала. Были среди нас мальчишки и девчонки, были и взрослые, зрелые люди, прошедшие гражданскую войну, а иные и фронты мировой войны,

К числу последних относился и Семен Борисович Жуковский. Он поступил в МВТУ в двадцать втором году, когда ему было 26 лет. До мировой войны он проучился год в Киевском политехническом и был призван в армию в чине поручика; в феврале семнадцатого вступил в партию большевиков и в гражданскую войну стал комиссаром.